"Владимир Юровицкий. Анна Григорьевна (драма в 9 картинах с прологом и эпилогом)" - читать интересную книгу автораразрывай мне сердце, я ведь еле креплюсь.
Анна Григорьевна (начинает вдруг горько по-детски рыдать, всхлипывая сквозь слезы). В Россию... К маме хочу. Федор Михайлович успокаивает ее. Входит рассыльный, подает перевод. Достоевский. Аня, смотри, две тысячи из "Русского Вестника". Едем в Россию. Анна Григорьевна (вскакивает). Неужели? Достоевский. В самом деле. В самом деле. Подхватывает жену и кружит по комнате, напевая бездарные стишки, пришедшие ему в голову. Тук-тук стучат колеса, В Россию едем мы. Затем они берутся за руки и, выделывая ногами какие-то кафешантанные фигуры, поют дуэтом. Тук-тук стучат колеса, В Россию едем мы. Танец Федора Михайловича и Анны Григорьевны. Наконец, без сил падают на диван. Отдышавшись и насмеявшись. Достоевский. Давай собираться. Анна Григорьевна. Нужно прежде всего упаковать бумаги. Достоевский. Ну их. Сожжем и с концом. Анна Григорьевна. Что ты, Федя. Достоевский. Нас с этими ящиками бумаг задержат на границе, будут искать недозволенную литературу и прокламации, из-за бумаг я и дня не желаю терять. покрывается толстым слоем бумаг, а он все выбрасывает и выбрасывает. Анна Григорьевна ползает по полу, совершенно зарывшись в бумагу, и с ужасом и отчаянием кричит: "Вечный муж", "Идиот", "Бесы", "Житие великого грешника". Федор Михайлович все выбрасывает и выбрасывает рукописи, весело крича: "Плевать! Плевать!" Картина седьмая 1879-й год. Квартира Достоевских близ Кузнецкого рынка. Федор Михайлович ходит по комнате, диктуя "Братьев Карамазовых" с черновых листков. Анна Григорьевна стенографирует. Достоевский. - Папа, папа, поди сюда... мы... - пролепетал Илюша в чрезвычайном возбуждении, но видимо не в силах продолжать, вдруг бросил обе свои исхудалые руки вперед и крепко, как только мог, обнял их обоих разом и Колю и папу, соединив их в одно объятье и сам к ним прижавшись. Штабс-капитан вдруг задрожал и затрясся от безмолвных рыданий, а у Коли затряслись губы и подбородок. - Папа, не плачь... а как я умру, то возьми ты хорошего мальчика, другого... сам из них из всех, назови его Илюшей и люби вместо меня. Вдруг Федор Михайлович подбегает к Анне Григорьевне, поднимает ее голову. Достоевский. Ты плачешь? Значит хорошо. Думал было изменить - теперь так оставлю. Анна Григорьевна (вытирая слезы). Жалко мальчишку. Пишу - и прямо мой сын помирает... Может это грешно, Федя, так писать? Достоевский. Как? Анна Григорьевна. Так... ощутимо и страшно. |
|
|