"Лев Успенский. Эн-два-0 плюс Икс дважды (полуфантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

шком яркая на свету Венера. Простенькие обои странно серебрятся. И
Лизаветочкино широкоскулое милое лицо начинает представляться лицом этакой
гамсуновской Эдварды, а может быть, какой-нибудь Раутенделейн. До химии ли
тут?
Сергей Игнатьевич, друг мой, скажи: ведь, наверное, вон они и сейчас
_всё это_ видят? Такой же свет в мире?
Почему же он от нас ушел? Возраст, возраст! Несправедливо это!
Ко мне на это мое "пятое небо" охотно забредали товарищи: вот он,
Сладкопевцев, совсем иного круга человек, сын фабриканта, коллега солидный,
Петя Ефремов такой, Толя Траубенберг и он же почему-то Лапшин - оп теперь,
кстати, крупный юрист в Киеве, Сереженька! - Сёлик Проектор - ныне, не
поверите, говорят: мультимиллионер в бельгийском Конго, скотом торгует,
гуртовщик... Всем нравились чистота, уют, обстановка, и семейная и
студенческая. Ну и подруги Лизаветочки - стебутовки - курсистки
сельскохозяйственны х курсов Стебута, художницы от Штиглица, консерваторки
- тоже, конечно, занимали, надо думать, воображение... Вместе мерзли
зимними ночами в уличных очередях на Шаляпина или на "Художников", вместе с
шумом ходили в "Незабудку" - смертоубийственную "греческую кухмистерскую"
на углу Клинского... Вот сейчас вспомнил про нее, и как-то странно под
ложечкой сделалось - подходящее было название! Ну и говорили, говорили,
говорили - без конца! К великому моему сожалению, не могу знать - о чем и
как беседует теперь между собою ваше юное поколение. Думается, замечательные
должны быть у вас разговоры, не нашим тогдашним чета... Но, грех отрицать, и
мы дерзали высоко. Посягали, как говорится, на всю Вселенную, от зенита до
надира. Помнишь, Сергей Игнатьич, как тебе Севка Знаменский, "поэта
максимус", в письме написал:

...Давай беседовать об этом и о том:
О Ницше пламенном, о каменном Толстом,
А - хочешь? - о любви. А то - о Метерлинке?
Об аналитике, о глине и суглинке,
О Чарльзе Дарвине иль о "Поэм д'экстаз",
Но альма-матер пусть совсем оставит нас...

Так вот и ширяли от одного к другому. Начнем, бывало, со Сванте
Аррениуса, пройдем, сравнительно мирно, через анаэробных бацилл, коснемся
опытов Шмидта по анабиозу, и вдруг - как обрушимся на господа бога и всех
святых! А то - на господина Бердяева и Зина иду Гиппиус (почему это все
Гиппиусы всегда бывают рыжие?)... Или сцепятся декаденты и читатели
"Вестника Европы"... И всё вызывало шум, перепалки, хрипоту в горле, восторг
и негодование...
Сегодня собирают деньги на стачечников в Казани, а завтра терзают друг
друга по поводу андреевской "Бездны". Нынче Анна Павлова, покорив Европу,
воротилась в родную Мариинку, а там всё внимание отдано капитану Льву
Макаровичу Мациевичу, первой трагической жертве воздушной стихии. Это мы
собирали деньги на венок летчику Мациевичу - венок с _красными_лентами_.
Это мы, в другой день, выпрягали лошадь у извозца и везли на себе в
гостиницу Лидочку Липковскую, знаменитое колоратурное сопрано и прелестную
женщину... Мы протестовали против Кассо, министра народного образования,
сверхмракобеса... Мы декламировали крамольные стихи Саши Черного. Мы