"Лев Успенский. Братски Ваш Герберт Уэллс" - читать интересную книгу автора

"Сколько раз в детстве и юности, - писал я ему, - каждый из нас по
планам ваших городов разыскивал какую-нибудь забвенную Катлер-стрит или
переулок Кота-Рыболова, известные не каждому лондонцу, не всякому
парижанину. Сколько раз мы брели с чартистами по пыльным дорогам вслед за
Барнеби Раджем, сопровождали Корсиканца от Гренобля до сердца Франции вместе
со Стендалем, спускались по Миссисипи на плоту Гека Финна, шли у стремени
Алонзо Киханы по равнинам Ламанчи, выходили с Лермонтом-певцом в древние
леса, распростертые "от Кедденхеда до Торвудли", плыли в одной лодке с
телеграфистом Бенони по шхерам Финмаркена? Разве не для нас написан "Замок
Норам" вашего Тернера, нежные пленэры барбизонцев, тревожные небеса Гоббемы?
Мы плавали, бродили, странствовали среди ваших ландшафтов то с Тилем
Уленшпигелем, то с Жан-Жаком Руссо; мы садились в Ярмуте на корабль с
Робинзоном Крузо и подстерегали рыжих сфексов среди песков горячего Прованса
с Фабром, волшебником и мудрым пасечником Природы. Мы вдыхали воздух вашего
прошлого и вашего настоящего. Мы вглядывались в смутную дымку вашего
будущего. Все созданное вами стало нашим, ибо, по глубокому и крайнему
разумению русского человека, все, что создано людьми, принадлежит
Человечеству.
Вот почему в июне сорокового года мы оплакивали Лондон, как если бы
немцы бомбили Москву. Вот почему год спустя мы почувствовали с
удовлетворением, что сражаемся в великой битве за Грядущее в одном ряду с
вами, и стали, как свойственно русским, насмерть на наших общих рубежах.
А теперь настал срок воззвать к вам: готовы ли вы к подвигу? Понимаете
ли вы, Барнстэйплы и Смоллуэйсы, что настали сроки, когда за жизнь
приходится платить не нефтью, не золотом, не биржевыми чеками, а кровью;
когда вся ненависть мира должна сосредоточиться на "марсианах", засевших в
ямах Берлина и Берхтесгадена, но в то же время и на ваших собственных
полипах из "Министерства околичностей", сегодня (сегодня, мистер Уэллс!),
как и во времена Диккенса, продолжающих размышлять, "как бы не делать
этого".
Узнайте нас, как мы вас знаем, и вступайте на наш страдный, тяжкий, но
победоносный путь, локоть к локтю, безоговорочно, как братья!"

Вот этот десяток пожелтевших листков той газетной бумаги, на которой
был написан черновик письма, - он передо мной. Письмо кончалось так:

"Я прервал изложение моих мыслей, дорогой мистер Уэллс, потому что
прозвучал сигнал тревоги. Зенитки открыли стрельбу. Два марсианина на узких
крыльях маневрируют над заливом, уклоняясь от разрывов... На юге гремит
канонада. На железной дороге дымит бронепоезд. Мы боремся и победим. А вы?
Есть две возможности. Или, раздавив ваших алоев и полипов, вы, как
Смоллуэйс, схватив "кислородное ружье", броситесь в бой рядом с нами. Или,
подобно мистеру Моррису из вашего "Грядущего" (его имя изящно выговаривалось
"Мьюррэс", помните?), "надев на лысеющую голову модный головной убор с
присосками, напоминающими гребень казуара, предпочтете вызвать телефонным
звонком - дабы не страдать излишне, дабы "не делать этого" - Агента Треста
Легкой Смерти..."
Что ж, вызывайте. Но предупреждаем вас: на этот раз смерть не окажется
легкой!
Нет, я верю, что будет не так! Вы уже кинулись в один бурун с нами. Мы