"Владимир Дмитриевич Успенский. Тайный советник вождя " - читать интересную книгу автора

но недоступную ему жертву. Он прыгнет, нанесёт удар при малейшей
возможности: никаких нравственных преград для такого животного не
существует.
Он портил мне настроение, этот Давнис, и я, возможно, не всегда был
справедлив по отношению к нему. Воспринимал бы его иначе, не добивайся он
благосклонности Веры. А теперь даже друг Давниса, повсюду следовавший за ним
прапорщик Оглы, вызывал у меня неприязнь.
Странная это была пара: аристократ с холёным лицом, изъяснявшийся на
трех языках, и сын какого-то полудикого сибирского князца, едва говоривший
по-русски, скуластый, с приплюснутым носом на широком лице, всегда
блестевшем, как подгорелый намасленный блин. Глаза у него понимающие, хитрые
и жестокие - только заглянуть в них почти невозможно, настолько они узкие.
Прапорщик Оглы много пил, не пьянея, ни с кем, кроме Давниса, не
разговаривал. Изредка, когда его очень просили, выпрямлялся во весь свой
высокий рост и, налившись яростью, принимался рубить бросаемые в воздух
дамские батистовые платки. Ахал, приседая, со свистом рассекал воздух кривой
саблей, и располосованный надвое платок опускался на пол. Иногда,
изловчившись, прапорщик Оглы успевал разрубить летящий платок на три и даже
на четыре части.
Служебными заботами оба приятеля не очень себя утруждали. По несколько
дней пропадали где-то, сказываясь, что на охоте; кутили в ресторанах,
катались на тройках. Знающие люди говорили, что отец прапорщика Оглы очень
богат, на его землях много ценного леса и нашли золото... Да, для этих
молодых людей и войны была не война.
Поручик Давнис, появившийся в обществе после одной из попоек, первым
принёс известие о том, что солдат Джугашвили обмишулился и ему грозит суд.
За самовольный уход из казармы более чем на четыре часа: это можно
квалифицировать как попытку совершить дезертирство.
- А ведь все женщины, женщины, - смеялся Давнис, поглядывая на
побледневшую Матильду Васильевну. - Такой самоотверженный борец за
справедливость, но при всем том естество своего требует, -издевался
поручик. - А денег мало, какие у солдата деньги? Вот и пришёл в Дунькину
слободку, к самым дешёвым. Да ещё, может, в очереди пришлось постоять.
Хлопнула дверь - это выбежала из комнаты Матильда Васильевна.
- Поручик, вы бы воздержались при ней, - сказал я.
- Простите, не вижу необходимости.
- Зачем обижать её?
- Она сама виновата, сотворила себе кумира. Из кого? Из солдата, из
политического преступника. Розовой кисеёй окутала. Страдалец! А он шасть - и
в Дунькину слободу!*
______________
* Прошу извинить: запамятовал, Дунькиной или Акулькиной называлась
слобода в Красноярске. Старожилы города должны помнить. Обретались там
сезонные рабочие, потаённые обыватели, находили приют бродяги. Место было
глухое, варначье. Грабежи не в диковинку. Славилась слобода
кабаками-притонами да ещё бабами, которые за умеренную плату пригревали
загулявших мужиков и гарнизонных солдат. (Примеч. Н. Лукашова).

- Речь не о Джугашвили, - возразил я. - Не следует касаться Матильды
Васильевны.