"Николай Устрялов. Хлеб и вера" - читать интересную книгу автора

жизни?"
Трудно отказать в разумности этому замечанию, так выигрышно отличающему
итальянского диктатора от Гитлера с его истинно "ефрейторской" философией
русской революции. И все же приходится усомниться в действенности рецепта
Муссолини, если понять его слова как рецепт. Может быть, сейчас и впрямь
нельзя не считаться с проблемой параллельного, двустороннего процесса -
"большевизации фашизма и фашизации большевизма". Но было бы наивно
рассчитывать на мирный характер этого процесса и его эволюционное,
безболезненное заверение. К сожалению, историческая диалектика осуществляет
большие синтезы не методом сознательных сопоставлений и примиряющих
сочетаний идей-сил, а путем их состязаний н жизнь и смерть. Только тогда и
только так возникают плодотворные органические синтезы, а не худосочные и
убогие механические компромиссы. Очевидно, только в этом "диалектическом"
смысле и может идти речь о грядущем "синтеза" большевизма и фашизма.
Обе системы, - и большевизм, и фашизм, - "по-варварски" авантюрны,
утверждают себя не только убеждением, но и принуждением, силой, насилием.
Это, как мы видели, в порядке вещей нашего времени, в духе переходной эпохи.
Но, конечно, не этой их формой, а их внутренним содержанием, существом их
идей и дел, определится место того и другого в истории. Насилие бессильно
спасти умирающую идею, но оно способно оказать неоценимую услугу идее
восходящей.
Большевизм принципиально интернационалистичен, и в этом отношении,
несомненно, созвучен большой "вселенской" идее наступающего исторического
периода. Фашизм вызывающе шовинистичен, и в этом своем качестве
"реакционен", принадлежит эре уходящей. В самом сочетании "национализма" и
"социализма" кроется противоречие, правда, весьма жизненное в плане
сегодняшнего исторического дня, когда даже и большевики вынуждены "строить
социализм в одной стране", - но подлежащее преодолению в масштабе эпохи. От
политического и экономического ультра-национализма ныне болеет, задыхается
человечество. Национальная идея жива и долго будет жить, но те формы ее
воплощения, которые отстаиваются фашизмом, внутренно обветшали, при всей их
исторической живучести, несовместимы уже ни с техникой, ни с экономикой
нашего времени, чреватого универсализмом. В этом отношении сознание народов
словно отстает от бытия человечества, и фашизм, обожествляя нацию, полон
отстающим сознанием, а не бегущим вперед бытием. "Теперешняя оргия
националистических страстей, - удачно пишет об этом Томас Манн, - является
не чем иным, как поздней вспышкой уже догоревшего огня, последней вспышкой,
ошибочно считающей себя новым жизненным пламенем".
Достаточно прочесть хотя бы "политическое завещание" Гитлера, чтобы в
этом убедиться наглядно. Это язык прошлого, всецело сотканный из категорий
Макиавелли и Бодена, Пальмерстона и Бисмарка. После великой войны на таком
языке перестают говорить даже и государственные люди. Быть может, есть в нем
некоторое преимущество искренности перед пацифистскими формулами Лиги Наций.
Но нет в ней и грана нового мира, завтрашнего дня истории.
Что касается сферы политики социальной, то и здесь различия обоих
идеократических систем бросаются в глаза. Большевизм революционен не только
на словах, но и на деле. Пусть дорогой ценой, - но, несомненно, он
открывает собой панораму подлинно новой эпохи. Былые правящие классы России
разгромлены им и политически, и экономически. Средства производства
огосударствлены полностью; этатизируется и торговля. Капитализм всерьез