"Николай Устрялов. Хлеб и вера" - читать интересную книгу автора

опрокинут в государстве советов, и тем самым морально-политический постулат
нового "бесклассового" общества получает в этом государстве реальную
хозяйственную опору. Вместе с тем создаются также действительные предпосылки
планового хозяйства. Вопрос - и немалый! - в умении организовать это
хозяйство, в подборе, в обучении, в переделке людей и преображении
хозяйственных стимулов.
Существенно иначе организует свой экономический фундамент фашизм. Он
перестраивает форму старого государства, но остерегается заново менять его
социально-хозяйственную сущность. Он заявляет о реорганизации капитализма,
но сохраняет доселе в целости основные институты капиталистического
хозяйства. Его экономическая политика проникнута осторожностью и чуждается
революционных встрясок; в этом, если угодно, ее достоинство, но в этом же
источник его пороков. Фашистский лозунг "сотрудничества классов" - не нов:
он хорошо знаком буржуазному демократическому государству и сам по себе
недостаточен для радикального спасения общества от междуклассовых
антагонизмов. "Приручить" классы, заклясть властной силой идеи их
своекорыстие, их эгоизм - почетная, но совершенно исключительная по
трудности задача. Нельзя не отметить, что большевизм, пытаясь разрушить
самые истоки классовых противоречий, несравненно действеннее и
последовательнее проводит анти-классовую установку. Равным образом, и
плановая экономика, которой после советской пятилетки так живо интересуются
в буржуазных государствах, едва ли способна восторжествовать в полной мере
вне огосударствления средств производства и уничтожения самостоятельной
финансово-хозяйственной силы буржуазии. Фашистский принцип активного и
всемогущего государства в гораздо большей степени воплощен в СССР, нежели в
Италии или Германии.
И все же было бы ошибкой отрицать, что корпоративное государство
Муссолини представляет собой поучительный опыт, диктуемый сложившейся
исторической обстановкой. В нем слышится и стихийный натиск масс, сочетаемый
с маневрами капиталистов, и подлинный взлет национального чувства, и живая
работа современной социальной мысли, ищущей таких путей перехода к новому
порядку, которые избавили бы европейские народы от взрыва коммунистической
революции: в Европе, - утверждают просвещенные европейцы, - этот взрыв был
бы неизмеримо более потрясающ и разрушителен, нежели в крестьянской и
"бестрадиционной" России. Отсюда неутомимые усилия создать в государстве
атмосферу "порядка и доверия", поднять авторитет власти, привить буржуазии
догмат "функциональной собственности" и всему народу идею социального
служения, организовать в наличном обществе сверхклассовый национальный
арбитраж государства, не только ведущего политику, но также контролирующего
экономику и пасущего людские души. Ряд объективных признаков
свидетельствует, что эти усилия принесли-таки в нынешней Италии осязательные
плоды.
Но вместе с тем нельзя не признать, что значимость итальянского опыта
умеряется относительной скромностью мирового положения Италии и своеобразием
ее социальной структуры. Гораздо сложнее и тревожнее для фашизма, но зато и
показательней для его природы, обстоит вопрос в Германии, где Гитлер, уже
утрачивающий обаяние демагогической новизны, извивается, мечется между
мощной властью монополистического капитала и разнохарактерным давлением
своих разношерстных масс. Все множатся основания утверждать, что теперешний
германский национал-социализм грозит оказаться - псевдоморфозой.