"Сергей Утченко. Юлий Цезарь " - читать интересную книгу автора

ограниченности. Причем представлению об эталоне гения, как правило,
сопутствует тот взгляд, что истинно выдающемуся государственному деятелю
всегда свойственно стремление к захвату единоличной власти и, собственно
говоря, именно это стремление и делает того или иного политического деятеля
выдающимся, гениальным.
Очевидно, если отказаться от подобного предвзятого и неприемлемого для
нас в методологическом отношении противопоставления "гения" и
"посредственности", личность Помпея без особого труда может занять
подобающее ей место. Это был крупный римский вельможа, в меру образованный и
просвещенный - его последняя фраза, обращенная к жене и сыну за несколько
минут до трагической гибели, была цитатой из Софокла - и, видимо, с ранних
лет воспитанный в духе аристократического уважения к римским законам и
обычаям. Его наиболее характерной чертой было отсутствие авантюризма, т. е.
того качества, которое весьма импонирует многим историкам, как древним, так
и новейшим. Отсюда безусловная лояльность, выполнение всего, что должно и
как должно. Он действительно дважды - по закону Габиния и по закону
Манилия - пользовался таким объемом и широтой власти, каких не имел до него
ни один римский военачальник, но оба раза это было сделано "законно", в
соответствии с требованиями римской конституции. Он также дважды, в 70 и 62
гг., распускал свои войска - вопреки всем ожиданиям, во всяком случае в 62
г., - что опять-таки диктовалось обычаем и неписаными положениями римской
конституции. Наконец, он еще раз получил фактически неограниченную власть,
когда был в 52 г. избран консулом sine collega, но и на сей раз, хотя самая
магистратура была неслыханной и, вообще говоря, противоречащей римской
конституции, избрание его было обставлено вполне "законно".
Таким образом, сам Помпей по своей собственной инициативе ни разу не
нарушил ни законов, ни традиции и поступал так, "как должно". Конечно, ему
иногда приходилось искать "окольные пути", но он ни разу не действовал
"антиконституционно". Поэтому вся его карьера - редчайший в истории Рима
пример завоевания чрезвычайно крупных успехов абсолютно "честным" путем, что
с удивлением отмечалось еще самими древними . Думается, что эта
гипертрофированная лояльность и стремление поступать "как должно" не могут
быть признаны сами по себе ни чертой гениальности, ни чертой
посредственности. Но тем не менее они являются характерной чертой самого
Помпея, и потому из того, что было сказано о Помпее Моммзеном, наиболее
меткой оказывается, пожалуй, следующая фраза: "Он... охотно поставил бы себя
вне закона, если бы только это можно было сделать, не покидая законной
почвы" .
Но вместе с тем Моммзен совершенно неправ, рисуя облик деятеля и
человека более чем посредственного, бесхарактерного, к тому же лишенного
мужества. И все это лишь потому, что Помпей не протянул руку к короне в тот
момент, когда она, по мнению Моммзена, лежала от него так близко. Но, с
другой стороны, едва ли более прав и Эд. Мейер, считавший, что Помпей
отказался бы - да еще без всякого притворства! - от царской короны в том
гипотетическом случае, если б она была ему преподнесена. Пожалуй, нет смысла
гадать, как поступил бы в этой маловероятной ситуации Помпей, но какие у нас
могут быть основания считать, что, если бы все было проведено и оформлено
"должным образом", он вел бы себя иначе, чем после принятия законов Габиния
и Манилия или после предложения Бибула, поддержанного Катоном, об избрании
его консулом sine collega?