"Аркадий Ваксберг. Из ада в рай обратно" - читать интересную книгу автора

антисемитизму. Не было никакого специального повода или события в самом
СССР, которые могли бы спровоцировать этот вопрос. Просто-напросто
агентство, специализирующееся именно на еврейской тематике, задало вождю
самой интернациональной в мире страны естественный и вполне невинный вопрос,
неизменно интересовавший медии, на которые оно работало. Тем более что
антисемитизм уже поднимал голову во многих европейских странах, прежде
всего - в Германии.
Привычки давать интервью западной прессе у Сталина не было, и, однако,
уже 12 января 1931 года кремлевский владыка ответил. Не только с
поразительной быстротой, но и с поразительной категоричностью: "Антисемитизм
опасен для трудящихся как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и
приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты в...в не могут не быть
непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. в...в Антисемитизм как
крайняя форма расового каннибализма является наиболее опасным пережитком
каннибализма в...в Активные антисемиты караются по законам СССР смертной
казнью". Об этой благородной и достойной позиции своего вождя страна (не
заграница!) узнала лишь через двадцать лет[1]. Но так или иначе Сталин такое
вдохновляющее заявление сделал, и его разнесла по свету мировая печать.
Конечно, при желании некоторые, действовавшие тогда, советские законы
(например, статью Уголовного кодекса, предусматривавшую ответственность за
"возбуждение национальной розни") можно было бы истолковать и как
направленные против антисемитов, а если, в духе традиционной советской
юстиции, объявить все, что не по нраву властям, контрреволюцией, то нашлись
бы и законы, допускавшие за такие деяния даже смертную казнь. Так что если
бы Сталина вдруг попросили уточнить свою декларацию и сослаться на
конкретный закон, сделать это было не сложно. Но все же Сталин явно
перегнул. Закон, впрямую объявлявший преступлением именно антисемитизм,
перестал существовать в 1922 году с принятием Уголовного кодекса (вряд ли
Сталин об этом забыл), а антиантисемитских процессов, завершившихся смертным
приговором, не было, разумеется, и в помине.
У меня сохранилось досье по одному делу, которое Илья Брауде вел в
конце двадцатых годов. Молодой муж юристки еврейского происхождения, русский
рабочий парень, беспрерывно оскорблял ее национальное достоинство, публично
измывался над ней и унижал, а закончилось это тем, что в пылу очередной
ссоры пальцем проткнул ей глаз. Его судили - и осудили - за увечье, которое
он причинил, но ни в формуле обвинения, ни в приговоре нет ни слова о
самостоятельном, ничуть не менее тяжком (а судя по сталинскому ответу
Еврейскому телеграфному агентству США - даже более тяжком) преступлении:
активном антисемитизме, который якобы карался в Советском Союзе смертной
казнью.
И все же в утверждении, что двадцатые годы, как и первая половина
тридцатых, - период государственного покровительства российскому еврейству,
есть немалая доля правды. Именно в этот период множество лиц еврейского
происхождения выдвигается на руководящие посты во всех сферах партийной,
комсомольской, государственной, профсоюзной, хозяйственной, культурной
жизни. Даже в военном ведомстве, где участие евреев после гражданской войны
было не слишком заметным (не считая политработников - комиссаров), к началу
тридцатых годов весьма высокие посты заняли лица еврейского происхождения.
Когда был создан в очень узком составе Военный Совет при наркоме обороны,
шестнадцать мест получили в нем военачальники еврейского происхождения[2].