"Андрей Валентинов. Флеготон" - читать интересную книгу автора

Но тогда, под Токмаком, нас обложили по всем правилам. Грамотно
обложили и стали выкуривать. Первый день еще можно было держаться:
патронов хватало, да и у красных не было артиллерии. Но даже и без
артиллерии прижали они нас крепко, головы поднять не давали, а к вечеру на
горизонте, словно призраки из нашего недавнего прошлого, появились
пулеметные тачанки. Тут началось нечто вроде легкой паники, кто-то первым
брякнул "Упырь", и всем стало не по себе.
Этот кто-то был, по-моему, все тот же штабс-капитан Дьяков. Я тогда
бежал в наш, с позволения сказать, штаб, то есть в более-менее
протопленную хату, где находился подполковник Сорокин и куда мы стаскивали
раненых. Подполковнику Сорокину уже тогда было худо, он все время кашлял,
но держался молодцом и командовал дельно. Туда же, к подполковнику
Сорокину, заскочил и штабс-капитан Дьяков. Он, помнится, попросил
последний пулеметный расчет, естественно, его получил и, уже прикуривая,
брякнул об Упыре. Храбрый он офицер, и воюет недурно, но махновцы - его
больное место. Все не может забыть бой под Волновахой. И я не могу забыть
Волноваху, но в Упыря, признаться, не поверил. Просто господа большевики
научились всякому, в том числе и пулеметным тачанкам. Вскоре выяснилось,
что так оно и было. Наступали на нас чухонцы, то есть красные эстляндцы,
ну и тачанки были их собственные. Чухонские, так сказать.
У меня еще стреляли три пулемета, и я, не мудрствуя лукаво - где уж
тут мудрствовать, на таком морозе - поставил два пулумута по флангам, а
третий в центре. Благо, впереди была степь, мертвых зон практически не
оставалось, а патроны еще имелись. Помнится, на левом фланге был за
пулеметом поручик Голуб, а на правом - поручик Успенский. Я был в центре,
словно Спаситель на Голгофе, и под прикрытием бывшего сельского учителя из
Глухова и бывшего студента-химика Харьковского технологического института
чувствовал себя вполне спокойно. Когда мои фланги начинали замерзать,
бывшего учителя и бывшего студента меняли прапорщик Новиков и подпоручик
Михайлюк. При себе я держал поручика Дидковского, который, несмотря на
хандру, был еще способен заменить меня на пулемете. Нижних чинов я к
пулеметам не подпускал. На всякий случай
Эта недурная диспозиция сохранялась еще сутки и, в общем-то,
оправдала себя. Красные, имея преимущество где-то один к четырем,
атаковали почти непрерывно, очевидно, тоже меняясь. Но они были в чистом
поле, морозец все крепчал, а я мог все-таки греть своих людей, и даже
давать им поспать часок-другой. Не сон, конечно, но все же лучше, чем под
ветром на таврическом черноземе, Еще год назад можно было ожидать, что
краснопузые не выдержат, соберут митинг и, перестреляв командиров,
отправятся делать мировую революцию куда-нибудь южнее. Но эти выдержали, а
затем подкатила артиллерия, и вот тогда морозец начал продирать уже не их,
а нас.
Их главный чухонец рассудил трезво и начал гвоздить не только
передовую, как поступил бы дилетант, но открыл навесной огонь в глубину.
Город - если Токмак все-таки город, в чем я продолжаю сомневаться - ему
было не жалко, равно как и его почтенных обывателей, которые по простоте
душевной в эти часы, наверное, уже готовили красные флаги. Впрочем, на его
месте я поступил бы так же. Да, научились они воевать. Видать, и мы
помогли немного. Так сказать, вариант с Петром Алексеевичем и шведами. Ну
еще бы! Помнится, кумир моих уважаемых родителей господин Чехов писал