"Андрей Валентинов. Флеготон" - читать интересную книгу автора

что-то о зайце и спичках. А господа красные, к величайшему сожалению, не
зайцы. И, как выяснилось, учиться умеют.
Когда вокруг начало все гореть, кое-кто из нижних чинов, особенно
которые из бывших пленных, стали подаваться в тыл, тем более, сгущались
сумерки. Конечно, жить хочется всем, в том числе и бывшей красной сволочи.
Двоих я уложил на месте лично, на флангах господа офицеры тоже навели
порядок, но артиллерия лупила всю ночь, и к утру в моей роте нижних чинов
заметно поубавилось. Впрочем, у штабс-капитана Дьякова было не лучше. Мы
всегда выступали против этого странного порядка - посылать пленных на
передовую. Когда мы были у Чернецова, когда шли с Лавром Георгиевичем, и
потом, на Кубани и в Донбассе в нашем отряде таких проблем не возникало.
Можно было не бояться, что выстрелят в спину или драпанут в самый разгар
боя. Но нас, сорокинцев, становилось все меньше, и к нам стали присылать
этих самых, которые... Во искупление, так сказать... Припоминаю спор с
подполковником Сорокиным еще перед Волновахой: он все разводил руками и
жаловался на командование корпуса. Впрочем, теперь я понимаю, что мы зря
горячились. Тех, кто уходил в декабре 17-го, уже не воскресить, а
мобилизованные еще хуже бывших пленных. Те хоть чеки боятся.
Удивительно, что за всю эту страшную ночь мы не потеряли ни одного
офицера, и когда на рассвете красная чухна пошла на приступ, мои пулеметы
вновь сыграли дробь. На том, однако, наше везение и кончилось. Чухна
поначалу откатилась, облизнулась, а затем сделала то, что сделал бы и я
сам, - выкатила пушки на прямую наводку. Ну а наши пулеметные точки особо
искать не приходилось - бой шел уже третий день.
Прапорщика Новикова уложило почти сразу: ему снесло полчерепа
осколком, и вопрос о медицинской помощи даже не возникал. Мы оттащили его
в сторону, накрыли тем, что осталось от его шинели и кто-то, по-моему,
поручик Голуб, успел в передышке перед следующей атакой прочесть
заупокойную молитву. По чести говоря, молитву должен был читать поручик
Успенский, все-таки он поповский сын, но он как раз сменил прапорщика
Новикова у пулемета.
Сеня Новиков воевал с нами с весны 19-го. Он был родом откуда-то
из-под Белгорода, добровольцем пошел на германскую и даже успел получить
"клюкву" за бои под Ригой. Воевал он спокойно, грамотно и особенно хорош
был в штыковой. Впрочем, в дни заттишья он также был первым: наверное не
один десяток хохлушек имеют основания помнить нашего белокурого Сеню.
Красивый был юноша. Очень. Кажется, у подполковника Сорокина был его адрес
но писать мы не стали, - дома у Сени уже стояли красные, и незачем было
задавать чеке лишнюю работу. Может, так оно и лучше, - пусть те, кто его
еще ждет, надеются. Моим, во всяком случае, было бы легче.
К полудню стало ясно, что следующая атака будет последней. Нижние
чины один за другим норовили отползти куда-то за плетень, мои фланги
прикипели к пулеметам, а красные вошли в азарт и выкатили прямо на
пистолетный выстрел пять тачанок. Я понимал, что если уходить, то уходить
нужно немедленно. Да и не придется всем уйти. И лишь с какой-то тупой
обреченностью я думал, кто из моих офицеров будет следующим. Каждую
секунду я ждал, что один из пулеметов - слева? справа? - замолчит, но
пулеметы все били, Бог хранил бывшего химика и бывшего сельского учителя.
О себе я тогда как-то не думал, будучи почему-то уверен, что моя очередь -
последняя. Так или иначе, но нам троим было суждено уйти из Токмака