"Альберт Валентинов. Дуэль нервного века (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

времен. Родных он давно потерял и, кажется, решил работать
до последнего вздоха. Да и что бы он делал на пенсии
один-одинешенек? К тому же он страшно боялся перемен. На
столе у него царил раз и навсегда установленный порядок, и
если вечером уборщица нечаянно сдвигала календарь, то утром
он, огорченно вздыхая, первым делом водворял его на положен-
ное йесто. От любого самого незначительного изменения су-
ществующего порядка он ожидал самых ужасных последствий. В
тридцать восьмом его привлекли по делу соседа, который
что-то такое ляпнул на коммунальной кухне. Поначалу следова-
тели и сами не определились, в каком качестве его привле-
кать: не то свидетелем, не то соучастником. Допрашивали его
две сменные бригады двенадцать часов подряд, и все двенад-
цать часов он упрямо твердил в полуобморочном состоянии, что
в этот вечер был в кино и при скандале на кухне не присутс-
твовал. О чем бы его ни спрашивали - какой образ жизни ведет
сосед, кто к нему ходит, не цитирует ли троцкистскую литера-
туру, - он твердил про кино... Вряд ли он даже понимал эти
вопросы. В конце концов измотанные следователи решили, что
такого упорного врага народа лучше оставить свидетелем. Он и
в суде на все вопросы твердил, что ходил в кино и ничего не
знает. Не лучшие показания дали и другие жильцы, кроме одной
стервы. Та твердо заявила, что сосед постоянно включает чу-
жие лампочки в кухне и уборной (в коммуналках это бывало:
каждый жилец имел свою лампочку в общественных местах и, ра-
зумеется, свой счетчик) и вообще он не наш человек, так как
постоянно ворчит про очереди. Этого оказалось достаточным.
Сосед был полностью изобличен как клеветник на советскую
действительность и получил десять лет (тогдашняя норма), а
Иван Афиногенович так перепугался, что даже выбросил модное
в то время пенсне, придававшее ему благородный, несколько
старомодный облик. Страх не покинул его и по сию пору.
Когда объявили перестройку, мы боялись, что старику - ко-
нец. Ведь перестройка - это сплошные перемены. Но, к нашему
изумлению, Иван Афиногенович явно воспрянул духом. Он стал
быстрее двигаться, шире улыбаться, вступать в разговоры, не
касающиеся работы, я даже выслушивать анекдоты. Раньше он
делал каменное лицо и бочком, словно краб, отползал в сторо-
ну, едва кто-нибудь начинал: "А вот свежий анекдот..."
Когда на партгруппе обсуждали, как будем перестраиваться,
Гудимов неожиданно попросил старика высказать свое мнение.
Он любил иной раз выставлять людей на посмешище, а что пут-
ного мог сказать Иван Афиногенович о перестройке, раз никто
из нас еще не знал толком, что это такое? Но ведь сказал ве-
теран, не ударил в грязь лицом. Выйдя к столу президиума, он
помолчал немного, а потом неторопливо выдал:
- Я так понимаю, товарищи, перестройка - это когда общая
цель становится для каждого личной, заветной. И каждый рабо-
тает с полной отдачей, чтобы эту цель осуществить. Вот как
мы работали в первой пятилетке...