"Мика Валтари. Золотое кольцо всадника ("Императорский всадник" #2) " - читать интересную книгу автора

своих последователей, говорящих по-латински, учит детей покорствовать
родительской воле. Множество граждан, сильно обеспокоенных распущенностью
молодежи, посылают своих отпрысков в воскресные школы - ведь там даже не
нужно платить за обучение.
Несколько недель спустя Юкунд сам прибежал ко мне, схватил за руку и
потянул в сторону.
- Правда, что есть невидимая страна и что римляне распяли ее царя? -
возбужденно спросил он. - И правда ли, что он скоро вернется и сожжет всех
римлян до единого?
Мне понравилось благоразумие мальчика, который не принимал все
сказанное ему христианами за чистую монету, а шел за подтверждением их слов
ко мне. Я не очень хорошо разбирался во всем этом, а потому осторожно
ответил:
- Верно, что римляне распяли его. На табличке на кресте было написано,
что он царь иудейский. Мой отец был там и видел все собственными глазами. Он
и сейчас утверждает, будто небо почернело и скалы рушились, когда царь
иудеев умер. Христиане верят, что он скоро вернется, и считают, что это
время уже наступило, так как со дня его смерти прошло тридцать лет.
Юкунд сказал задумчиво:
- Учитель Кифа - пастырь более могущественный, чем британские друиды,
хотя он и еврей. Он требует очень многого - совсем как друиды. Нужно мыться
и носить чистое платье, молиться, терпеть и подставлять левую щеку тому, кто
ударит по правой. Это он называет самообладанием, которое требовал и Пьетро.
У нас есть и тайные знаки, по которым посвященные узнают друг друга.
На это я ответил:
- Я уверен, что Кифа не станет учить тебя ничему дурному. Упражнения,
что он предписывает, требуют большой силы воли. Но, надеюсь, ты понимаешь,
что об этом не следует говорить с первым встречным.
Тут я сделал весьма таинственную мину, достал из ларца деревянную чашу,
показал ее Юкунду и сказал:
- Это чудесная чаша, из которой однажды пил сам царь иудеев. Никто не
знает, что она есть у меня, и я прошу, чтобы ты сберег мою тайну. А сейчас я
наполню ее...
Я налил в чашу вина с водой, и мы оба сделали по глотку - мой сын и я.
В зале было полутемно, и казалось, будто чаша не пустеет, хотя я отлично
понимал, что это всего лишь обман зрения. Меня вдруг залила волна нежности к
мальчику, и я понял, что обязан поговорить со своим отцом об Юкунде.
Не мешкая, мы с ним отправились в дом Туллии. Юкунд вел себя тихо, как
овечка. Широко раскрытыми глазами, он озирался по сторонам: ему никогда еще
не приходилось видеть такой ослепительной роскоши. Сенатор Пруденс,
приютивший Кифу, жил скромно и по старинке, а мой дом на Авентине был тесным
и неудобным. К сожалению, я не мог переделать его, потому что тетушка Лелия
не перенесла бы шума строительных работ.
Я оставил Юкунда у Туллии, заперся наедине с отцом и честно рассказал
ему все о своем сыне. Я давно не навещал отца и очень огорчился оттого, что
он сильно постарел, обрюзг и совершенно облысел. Ему уже было за шестьдесят.
Отец молча слушал, опустив голову, и лишь однажды коротко взглянул мне в
глаза.
Наконец он проговорил:
- Как же судьба отзывается в сыне! Твоя мать была гречанкой с островов,