"Арминий Вамбери. Путешествие по Средней Азии " - читать интересную книгу автора

рассказать этим истинным сынам Востока о своих научных целях; они сочли бы
смешным, что такая абстрактная цель побуждает эфенди, т. е. господина,
подвергать себя стольким опасностям и затруднениям; может быть, они нашли бы
в этом повод для подозрений. Человеку Востока неведома жажда знаний, и он не
верит в ее существование. Поскольку я не хотел резко выступать против
воззрений этих сынов Средней Азии, крайне фанатичных мусульман, мне
надлежало прибегнуть к основательной лжи, так чтобы это не только льстило
моим спутникам, но и способствовало поставленным мною целям. Я сказал им,
что уже давно испытываю тайное, но страстное желание увидеть Туркестан
(Среднюю Азию), этот единственно еще оставшийся чистым источник
мусульманской добродетели, и посетить святые места Хивы, Бухары и
Самарканда. Это намерение, уверял я их, привело меня из Рума (Турции) сюда;
уже год, как я жду в Персии, и теперь благодарю бога, что он послал мне
спутников, подобных им (указывая на моих татар), с которыми я смогу
продолжать свой путь и осуществить свое желание.
Когда я окончил свою речь, добрые татары смотрели на меня с истинным
изумлением, но скоро они оправились от удивления, вызванного моими
замыслами, и я заметил, что теперь они окончательно уверились в том, о чем
раньше лишь подозревали, а именно в том, что я дервиш. Они бесконечно рады,
говорили мои новые знакомые, что я считаю их достойными дружбы,* [28]
*соглашаясь отправиться с ними в столь дальний и опасный путь. "Мы все
готовы стать не только твоими друзьями, но и твоими слугами, - говорил Хаджи
Билал (так звали вышеупомянутого оратора), - но только мы должны обратить
твое внимание на то, что дороги в Туркестане не так удобны и безопасны, как
в Персии и Турции. На наших дорогах часто неделями не бывает ни крова, ни
хлеба, даже ни капли питьевой воды, к тому же приходится опасаться, что тебя
убьют, возьмут в плен и продадут в рабство или же ты будешь заживо погребен
песчаными бурями. Обдумай как следует свой план, эфенди, чтобы не
раскаяться, когда будет уже поздно, и мы не хотим, чтобы ты обвинял нас в
своем несчастье. Ты ни в коем случае не должен забывать, что наши
соотечественники далеко отстали от нас в опытности и знании света и,
несмотря на все свое гостеприимство, они всегда подозрительно смотрят на
чужого человека. А как ты один, без нас, совершишь далекое обратное
путешествие?"
Нетрудно догадаться, что эти слова произвели на меня сильное
впечатление, но они не смогли поколебать моего плана. Я рассеял опасения
своих друзей, рассказав о перенесенных ранее тяготах, о моем отвращении к
земным удобствам и особенно к европейской одежде, которую мы ex officio^13
должны носить. "Я знаю, - сказал я, - что земной мир напоминает гостиницу
(Михманханеи пянджрузи, т.е. пятидневная гостиница, - слова, которыми
философы Востока обозначают наше пребывание на земле.), где мы снимаем
комнату лишь на те несколько дней, которые составляют наше бытие, и вскоре
съезжаем, чтобы дать место другим, и мне смешны нынешние мусульмане, которые
печалятся не только о завтрашнем дне, но и за десятилетия вперед. Дорогие
друзья, возьмите меня с собой, мне надо порвать с мерзкими заблуждениями,
которые мне донельзя надоели".
Этого было достаточно. Они и без того не собирались противиться,
поэтому предводители каравана дервишей тотчас приняли меня в число товарищей
по путешествию, мы обнялись и расцеловались, причем мне пришлось пересилить
себя, когда я ощутил столь близко их одежды и тела, пропитанные