"Биргит Вандербеке. К Альберте придет любовник " - читать интересную книгу автора

разные стороны.
Через некоторое время Надан начал раздумывать о правильной жизни, о
правильном будущем вместе с правильной женщиной и начал строить дом, который
в конце концов был почти построен и опять оказался под угрозой полного
уничтожения, когда мы, сидя в этом доме десять лет спустя в апреле, в
очередной раз сделали открытие, что любим друг друга, и это на всю жизнь, до
Страшного суда.
А потом мы сбежали.
Небо было, можно сказать, голубым, а в городе, как обычно, душно. Я еще
не закончила работу над переводом Валло, и поэтому с удовольствием поехала
бы именно в Париж, чтобы вместе с Валло еще раз просмотреть последнюю главу,
особенно трудную из-за множества цитат, но с начала апреля мы ни разу не
обсуждали, куда поедем, и из осторожности вообще старались пореже
встречаться - только иногда вместе обедали в городе, чтобы без необходимости
не ставить под угрозу нашу затею.
Наша затея сама по себе представляла собой угрозу, и, учитывая это, я
бы на всякий случай надела темный бархатный плащ с капюшоном, но у меня его
не оказалось: из такого рода вещей я обладала лишь белым пальто, к
сожалению, шерстяным, и поэтому для мая месяца слишком теплым. Потом Надан
рассказывал, что, увидев из машины через окно меня на кухне в зимнем пальто,
он впервые расценил эту затею как полное безумие. Надо жать на газ и
смываться, подумал он, и я видела, как он трижды медленно проехал мимо моего
дома, но в конце концов остановился наискосок от въезда в оптовый магазин,
где вежливые охранники только и ждут, что кто-нибудь там припаркуется, чтобы
обрушиться на нарушителя в тот самый момент, когда он будет вылезать из
машины. Я вижу, как Надан отчаянно машет руками в сторону моего окна, потому
что охранники неумолимы и только качают головами, а когда я наконец решаюсь
сдаться и спуститься с вещами вниз, из глубины гаража выползает одна из этих
громадных фур, груженных бутылками, сигналит и не может выехать. Водитель
высовывается из окна, страшно ругаясь, а потом вылезает и оказывается, что
он на две головы выше Надана. И наше бегство начинается с того, что Надан
сражается с великаном и в конце концов платит двадцать марок штрафа монстру
государства, а я в это время смотрю из окна, потом бегу вниз в своем
псевдоплаще, в котором ужасно потею.
Последующее молчание в машине было из разряда взрывоопасных. Я влезла в
машину и сказала:
- Н-н-да-н, - я всегда говорю так при встрече с Наданом и при прощании.
Потому что это звучит почти как Надан, а может, я и в самом деле говорю
"Надан", но звучит это просто как "Н-н-да-н", и никто этого точно не знает.
Но я никогда не говорю "Надан", на самом деле и при встрече, и при прощании
я говорю: "Н-н-да-н", я осторожна с именами, потому что имена
обесцениваются, если произносить их слишком часто. Поначалу этого не
замечаешь, просто имя все время вертится у тебя в голове, ты произносишь его
громко, или шепотом, или выкрикиваешь, постепенно к нему привыкаешь и
произносишь уже неосознанно, не замечая, что оно стало меньше, и в один
прекрасный день оно полностью исчезает, растворяется, а вместе с ним все,
что в этом имени было от того, кто его носит и им называется. Надан
поступает примерно так же - он никогда не называет меня Альбертой, а всегда
говорит Альниньо. С годами мне стало ясно, что это вовсе не имя и даже не
обозначение какой-то общности, это прежде всего заклинание от всего того,