"Константин Ваншенкин. Авдюшин и Егорычев " - читать интересную книгу автора

было еще страшней, чем развалины завода. И среди этих развалин копошились
люди - военные и гражданские, подъезжали и отъезжали машины, но стояла,
казалось, долгая зловещая тишина.
Потом опять начался лес, луг, паслась коза, привязанная к колышку,
мелькали серые деревенские избы, дети, ярко сверкали зеленью листья и трава,
и с виду все было мирно, но на всем уже лежал отпечаток ожидания, тревоги.
День был длинный, но и он прошел, и прошел быстро. Николай все стоял у
раскрытой двери, а эшелон все мчался и мчался. Это был тяжелый состав, и два
паровоза дружно тащили его вслед красному садящемуся солнцу.
Николай проснулся среди ночи от невероятного удара, какого он никогда в
жизни не слышал и даже не предполагал, что такой может быть. Вагон шатнуло и
наклонило, он продолжал катиться, но как будто лишь по одному рельсу, лишь
на двух правых колесах, как иногда телега на резком повороте. Затем возникла
вспышка такой яркости, что в вагоне стало светло, хотя двери от удара почти
совсем закрылись, и новый удар, сбросивший Николая с нар. Вагон задребезжал
на стыках, почти подпрыгивая, и вдруг резко остановился; ребята еще на ходу
кинулись в двери, но среди этого дикого грохота и света одно слово и один
голос коснулись сознания Николая - это был крик Музыкантова:
- Оружие!
Николай рванулся к пирамиде, почти на ощупь, как во время учебной
тревоги, необъяснимо узнал свою винтовку, схватил, прыгнул на пути, еще под
какой-то состав, услышал команду: "Ложись!" - и лег между рельсами на теплые
шпалы.
Неотвратимо приближающийся, ужасающий, невыносимый свистяще-воющий звук
вдавил его в землю так, что шпалы едва не прогнулись под его грудью.
Последовал новый взрыв, его кинуло волной, ударило плечом и боком о
вагонное колесо, но он не чувствовал боли.
- У, суки, у, суки! - повторял он шепотом. Что-то ярко горело - не то
состав, не то станция, неизвестно откуда слышались конское ржанье и
истерический женский крик. И вдруг среди всего этого явственно донеслась
пулеметная очередь. "А ведь стреляет кто-то, - смутно подумал Николай, - не
лежит под вагоном, дьявол, а стреляет".
Главный удар пришелся не по их эшелону, а по складам и вокзалу. Потом
они тушили пожар, расцепляли и сцепляли вагоны, носили раненых. Ночь была
короткая, скоро рассвело. Авдюшин и Мылов, грязные, закопченные, посмотрели
друг на друга и ничего не сказали.
Часа через два исправили путь, и эшелон (он стал немного короче)
двинулся дальше.
В их роте убитых не было. Был тяжело контужен лейтенант, командир
второго взвода.
- Ничего, - заметил Мылов, - отдышится. Пусть спасибо скажет, что не
ранен...
Они еще не знали, что это похуже любого ранения.
А в других ротах были и убитые. Был убит, например, один паренек -
запевала из пятой роты, которого не все в батальоне знали в лицо, но все
знали по голосу.
Поражало, что убиты и ранены не вообще какие-то бойцы, а свои, соседи,
"с нашего эшелона".
После обеда быстро выгрузились, прошли маршем километров тридцать и
стали рыть окопы в полный профиль. Хорошо, что принесли откуда-то большие