"Константин Ваншенкин. В мое время" - читать интересную книгу автора

Я знал его хорошо, близко. Мы одновременно учились в Литинституте, да и
потом общались без конца - я не раз бывал у него на Масловке, а на
Ломоносовском он жил прямо подо мной.
В 1951 году Юра получил Сталинскую премию за "Студентов". Шутка
сказать! Его молодая жена, солистка Большого театра Нина Нелина, ждала от
него следующих премий - тогда пошла мода на лауреатов многоразового
использования. Но не тут-то было.
Выяснилось, что Юркин отец был расстрелян в тридцать восьмом, а мать
репрессирована (точно как у Булата!), и дальнейшего благоприятствования ему
не будет. Но главное - он сам никак не мог определить для себя, о чем
писать. Сочинил пьесу про художников (художником был его тесть), она успеха
не имела. Вместе с Арбузовым, Малюгиным, Штоком без конца ходил на футбол,
писал о нем, но это, говоря по правде, был взгляд с трибуны.
И вот тут возник канал - роковое для России слово. Как у Твардовского:
"На каком Беломорском канале?" Но здесь даже не Россия - Туркмения. Пустыня,
стройка, рабочий класс. И Трифонов поехал.
Роман начинается так: "Ехать было мучительно, мы сидели в трусах и в
майках на мокрых от пота матрацах и обмахивались казенными вафельными
полотенцами. Раскаленный воздух, набитый пылью и горечью, влетал в открытые
окна"...
Он ездил и летал туда (с множеством приземлений) - по-моему, шесть раз.
Ложной оказалась сама идея канала, нарушившего природное равновесие и
приведшего впоследствии к трагической гибели Аральского моря. Конечно, он
этого предвидеть не мог. Но он ощущал происходящее с ним самим как
собственную жизненную нелепость. Это было истинное страдание, тоска,
одиночество, разочарование, подозрения, постоянное осознание себя
несчастным. Он писал свой роман трудно, со скрипом, словно азиатский песок
забивал его ручку и машинку. Он выстраивал сюжетные линии, рисовал людей, но
это тоже был взгляд с трибуны.
Он нашел поистине выстраданное название - "Утоление жажды". Но самого
утоления не было - только неосуществимое стремление к нему. Невозможно уже
было это бросить на полдороге. Это было отчасти или во многом вымучено,
подгоняемо Ниной. А потом - официально поддержано, выдвинуто на премию. Но
это не принесло ему удовлетворения, ибо не соответствовало затраченным
усилиям души.
(Вспомню в скобках, как позднее, когда уже умерла Нина и Юрка маялся и
целыми днями плакал, он пригласил меня в Дом кино посмотреть отснятый в
Ашхабаде двухсерийный художественный фильм по этому своему роману. В
зальчике кроме нас была только его дочь Олечка - она до сих пор зовет меня
"дядя Костя". На экране тянулась пустыня - экскаваторы, палатки, жара. И
играл свою последнюю роль уже смертельно больной, неподражаемый артист Петр
Алейников в тельняшке, а рядом хлопотала очень похожая на него дочь).
... Через восемь лет после "Утоления жажды" ставший совсем другим Юрий
Трифонов написал небольшую повесть "Предварительные итоги", куда неожиданно
вместилась та его былая боль.


* * *

Пушкин написал: