"Иван Василенко. Общество трезвости" - читать интересную книгу автора

клевали оброненные колосья, кричал дребезжащим от старости голосом из окошка
своего дома: "Нищие! Голодранцы! Уйдите сейчас же с дороги, паршивцы!"
Как и предвидел отец, чудо-свинья принесла ровно шестнадцать поросят.
Но оттого ли, что от наших обедов почти ничего ей не оставалось, или по
какой другой причине, она издохла. Вслед за ней издохли и все шестнадцать
поросят.
А тут еще Ксенофонт, заметя, что в нашей борьбе с курами за оброненные
колосья мы явно берем верх, вызвал к себе отца и сказал:
- Мне куры дороже вашей квартирной платы.
- Что ж, - ответил отец, - я могу и прибавить. Ничего прибавить он не
мог, так как уже несколько дней мучился, раздумывая, откуда взять деньги для
очередной квартирной платы.
- Не треба, - решительно отклонил поп. - Вы и без того задержали плату
за целых десять дней. Очищайте флигель.
- Батюшка, в молитве господней говорится: "И остави нам долги наша, яко
же и мы оставляем должникам нашим", - напомнил отец.
Ксенофонт поморщился:
- Толкование невежественное и своекорыстное! "Долги" сказано в смысле
прегрешений. А к данному случаю больше подходит: "Воздайте кесареви -
кесарево, а божие - богови".
- Эх, батюшка, - не сдавался отец, - вспомните Юдифь: она тоже собирала
колосья, однако ж царь Давид не осудил ее за это и даже женился на ней.
- Невежество! - скривил Ксенофонт рот. - Это была не Юдифь, а Руфь, и
женился на ней не царь Давид, а Во оз, царю ж Давиду она приходилась бабкой.
Невежество!
- Ну, бабкой так бабкой, а колосья все-таки собирала, - стоял на своем
отец.
Поп показал на дверь:
- Изыди!
Придя домой, отец сказал:
- Черт с ним, с попом и его курами! Переедем в город. Дети подрастают,
их учить надо. Мне в городе уже кое-что предложили. Вот съезжу и
окончательно договорюсь. Верное дело!

В ГОРОД!

При одной мысли, что мы переезжаем в город, у меня в груди сладко
щекотало. За восемь лет своей жизни я в городе ни разу не был, но сколько
чудесного о нем наслушался! Например, Маша рассказывала, что там идешь-идешь
по улице, глянул, а прямо под ногами у тебя часы серебряные лежат. Положил
часы в карман, пошел дальше - что-то под деревом блестит. Нагнулся - брошь
золотая. Может, Машка и врала, но разве не из города отец привозил перед
рождеством и пасхой головку голландского сыра и копченую колбасу с перчиком!
Разве не из города привозили золотистые пахучие франзольки,[1] когда я болел
и фельдшер запрещал давать мне обыкновенный пшеничный хлеб! Разве не в
городе купил отец мне и Вите красного и блестящего, как огонь, сатина на
рубашки!
Город! Да там каждый день крутятся под шарманку карусели с лошадками и
каретами, те самые, разодетые в шелк, бархат и серебряную бахрому карусели,
которые приезжают к нам в деревню только раз в году, в престольный праздник.