"Иван Василенко. Общество трезвости" - читать интересную книгу автора

Даже паны приводили своего паныча покататься на них. А мы каждый день будем
в городе кататься! Вот! Пусть пани, которая прогнала нас, теперь лопнет от
зависти.
Как он выглядит, город, я не знал и представлял его в своем
воображении, как мог. Против волостного правления, где мы раньше жили,
протянулась коновязь - длинное бревно на вбитых в землю кольях. Однажды я
сел на нее, обхватил ногами бревно, а головой опрокинулся вниз. И мир в моих
глазах стал другим: деревья, избы, колокольня с золоченым крестом - все
показалось праздничным, все купалось в голубом небе. И я от радости
закричал: "Ой-ой-ой!.. Как в городе!.."
Кочевать из деревни в деревню было для нашей семьи делом привычным, но
переехать на постоянное жительство в город - не так просто. К тому же на
переезд нужны были деньги.
- Придется продать корову, - сказал отец. Мама всплеснула руками:
- Продать Ганнусю! Кормилицу нашу!..
Ганнусей мы все гордились: она слыла первой красавицей в стаде. Даже
голос ее, каким она требовала открыть ей ворота, когда возвращалась с
пастбища, был самым приятным из всех коровьих голосов.
Отец вздохнул и отправился искать покупателя. Вскоре он вернулся с
коротконогим толстым мужиком, еще более богатым, чем старшина Чернопузенко.
В руке мужика была веревка, которую он и принялся без разговоров накручивать
на рога коровы.
- Прощай, Ганнуся! - сказала мама, поцеловала корову в белое пятнышко
на лбу и вытерла свои повлажневшие глаза концом головного платка.
- Прощай, Ганнуся! - собезьянничала Маша. Дотянуться до пятнышка она не
смогла и чмокнула корову в ее черный нос.
Мы с Витей заморгали глазами.
Мужик намотал конец веревки на руку и повел нашу корову со двора. Пошла
она покорно, но в воротах повернула к нам голову и жалобно замычала.
- Иди, иди с богом! - сказал ей отец.
Наутро во двор въехали две арбы. Мы вытащили из флигеля деревянные
табуретки, полуразвалившийся комод, корыто, рассохшиеся бочки. Все это
уложили на арбы и увязали веревками. Потом и сами уселись сверху. В это
время на своем балконе появился Ксенофонт.
- На, выкуси, - сказал отец и с высоты арбы показал ему кукиш.
Ксенофонт издали не сразу рассмотрел, что это ему показывает бывший
квартирант, а когда рассмотрел, то и сам сложил свои персты в такую же
фигуру.
Так, напутствуемые поповским кукишем, мы выехали со двора. На передней
арбе - отец с Витей, на задней - мама, Маша, я и работник мужика, который
увел нашу Ганнусю, заплатанный Фома. День был воскресный, хозяева сидели на
глиняных завалинках у своих хат, одни лузгали семечки, другие дымили
махоркой, и все молча провожали глазами наши арбы.
Вот и последняя хата, убогая хибарка с выпирающими из-под гнилой соломы
стропилами, с запыленным окошком и повалившимся плетнем, - хата вдовы
Митро-фановны.
А дальше, на горке, размахивает крыльями ветряная мельница. Ух, что за
крылья! Когда одно опускается до земли, другое поднимается к самому небу.
Ударит такое крыло по нашей арбе - и в щепки... А отцу хоть бы что! Правит
прямо на мельницу.