"Иван Василенко. Общество трезвости" - читать интересную книгу автора

Но вот и мельница позади. Я оглядываюсь на деревню, и глаза мои
застилаются слезами: то ли мне Ганнусю жалко, то ли вдову Митрофановну,
когда-то угостившую меня вареной кукурузой, то ли всех нас, прогнанных из
родной деревни. Но тут я вспоминаю, что едем мы не куда-нибудь, а в город,
где все как в сказке, и душа моя замирает в сладостном ожидании
необыкновенного.
Лошади идут шагом, скрипят арбы, дребезжит подвязанная к задку пустая
цибарка. А кругом, до тех манящих мест, где небо сходится с землей, ровно и
пустынно. Если б не светло-желтые копны скошенной пшеницы, похожие на
огромные соломенные шляпы, то хоть шаром покати. По голубому небу плывут
белые, как вата, тучки. Наплывет такая тучка на солнце - и кругом все
потускнеет. Но это только на минутку. Вдали на землю ляжет светлая позолота,
она быстро пронесется нам навстречу, и опять все кругом засияет. Изредка
повстречается арба, так высоко нагруженная скошенным хлебом, что лошадь
кажется игрушечной, прошелестит колосьями - и опять никого.
Сбоку дороги закопошился суслик, похожий на большую крысу. Он поднялся
на задних лапках, а передние приложил к щекам, повертел во все стороны
головой, точно кого-то выискивая в этой бесконечной степи, и свистнул.
- Ой, какой хорошенький! - завизжала Маша.
- Шоб вин здох! - сплюнул Фома. - Обжора! Ну и ел бы ти зерна, шо
сыплются сами на землю. А вин подкусэ знызу, и колоски падают. Ось якый
чертяка, цей ховражок!
Маша прикусила язык.
Засмотревшись на суслика, я не заметил, как отец слез с арбы и пошел с
ней рядом. Когда я опять посмотрел на арбу, то увидел, что Витька сидит в
ней один и держит в руках вожжи. На минутку он повернул ко мне голову, и я
чуть не заплакал от обиды: с таким презрением глянул он на меня.
Фома еле заметно усмехнулся в свои длинные усы и протянул мне вожжи:
- А ну, хлопчик, подержи, а я цигарку сверну.
И, пока он курил, я изо всех сил сжимал в руках черные замусоленные
ремни. Но Витька больше не обернулся. Он так и не видел, что я тоже правил
лошадью. И сколько я потом его ни уверял, как ни божился, даже землю ел в
доказательство, он только презрительно кривил губы:
- Приснилось тебе...
И почему это старшие братья всегда дерут нос перед младшими? Подумаешь,
заслуга какая - родиться немножко раньше!
Когда мы изрядно отъехали от деревни, отец свернул с дороги, Фома - за
ним, и обе арбы остановились среди побуревшей уже травы. Отец поставил на
землю таган, подвесил котелок и вытащил из мешка зарезанную, но еще не
ощипанную курицу, которую мама тут же и принялась скубти.[2] Серенькая
курица показалась мне знакомой.
Бурьяна вокруг нас было сколько угодно, и мы с Витей натаскали его к
тагану целую гору. Бурьян под котелком затрещал, запахло дымом, и, хотя мы
расположились среди голой степи, стало так уютно, как не бывало даже в
поповском флигеле.
Скоро в котелке забулькало. К дыму примешался аппетитно пахнувший пар.
Котелок поставили на землю, мама дала каждому по деревянной расписной
ложке. Усевшись кружком, мы принялись хлебать суп с пшеном и укропом. От
супа тоже пахло дымом, но от этого он казался еще вкуснее. Когда суп был уже
съеден, отец постучал по котелку, и каждый запустил свою ложку за курятиной.