"Людмила Васильева. ...И двадцать четыре жемчужины " - читать интересную книгу автора

благородный вкус мастеров, а позднее мода изменилась, стала помпезной...
Драгоценные изделия и иконы уже не те...
Муренин раскрыл старую рукописную книгу и прочитал вслух:

"...И сокровища царская, многими леты собранная, расхитиша..."
"...И тако разрушена бысть превеликая Москва и пограблена всему сокровища и
седома Поляци внутреннем граде превысоком Кремле и тут разделиша грабление
по всему войску..."

Густав осторожно положил на ладонь иконку. В голубовато-сиреневом камне
выступала фигура Христа в оправе, украшенной ажуром скани, мерцали
драгоценные камни, светились молочным сиянием двадцать четыре крупные
жемчужины.
Показал Муренин и редкостную резную из кипарисового дерева иконку с
образом богоматери. На обороте золотой оправы было выпуклое изображение
распятого Христа.
- Это тоже вещь бесценная, - объяснил Муренин. - И не суть золотом, а
тем, что чудом сохранилась. Сделана в одна тысяча пятьсот... каком-то году,
тоже была украдена из России. Эту иконку один польский пан обменял у
помещика Абросимова на крепостную девку, раскрасавицу и умелицу.
Немало было таких бесед, и всякий раз молодой немец дивился очередному
изделию безвестных мастеров.
В описи новых приобретений, которую исправно вел сам Исидор Львович,
появлялись новые записи. В одной из них значилось:

"Панагия. На внутренней створке справа находится изображение
богоматери с младенцем, выгравированное по серебру, на левой створке -
Святая Троица, тоже гравировка искусная, тонкая. Верхние стороны створок
резным узором из цветов и трав украшены. Изделие старинное, изготовлено в
1520-х годах неизвестным мастером, русским, что по работе видно. Куплена сия
панагия у вдовы помещика Копытина в 1913 году, месяца декабря, дня двадцать
первого".

Все приобретения Муренин обозначил своим личным знаком - трилистником,
который Кузьма гравировал с большим тщанием и умением.
Непостижимым и непонятным поначалу было для Муренина и Кузьмы
неожиданное исчезновение Густава Грюбеля. Управляющий не оставил записки и
письма не прислал: в его комнате были не тронуты почти все вещи, а исчезло
лишь самое необходимое и наиболее ценное. И когда несколько дней спустя
началась первая мировая война, Муренин и Кузьма поняли, что сбежал он
неспроста.
Мужиков в деревнях оставалось совсем мало, и только иногда дезертиры
хоронились в домах, а так разве что калеку или старика увидишь.
Смутное время в усадьбе шума не добавило. Про Муренина и Кузьму будто
забыли. Поживиться больше нечем - все, что могли, растащили.
В округе стало тихо, но не мирной тишиной, а неспокойной,
настороженной, которая вот-вот прорвется...
В одну из ночей, когда в обветшалом доме во все щели задувал ветер и
наводил такую тоску, что казалось, кроме этих угрожающих завываний и
непроглядной темноты с голыми деревьями, в мире нет ничего, Муренин пытался