"Людмила Васильева. ...И двадцать четыре жемчужины " - читать интересную книгу автора

поехал к старому приятелю, Михаилу Катину, чекисту-пенсионеру,
посоветоваться по этому делу. Тот связался со своими коллегами и через
несколько часов вернул Кораблеву бандероль.
- Ну, все в порядке, рукопись скопировали и упаковали, как и было.
Эньшин приехал к Кораблеву хмурый. Рассеянно поздоровался, пошарил
глазами по столу, по стеллажу. Кораблев нагнулся к книжной полке и вытащил
бандероль. Взгляд Эньшина оживился, с лица сошло выражение напряженности. Он
успел заметить, что бандероль не вскрывалась, сургучные печати на месте.
- Наконец-то. Прескверно работает почта, - заметил он, пряча бандероль
в портфель.
Узнав содержание тетради, Кораблев пытался разгадать, почему она
оказалась у Эньшина.
"Ясно, что для чего-то нужна ему. Ведь как он тогда, в Боровском,
сильно расстроился из-за ее пропажи, просто сам не свой был, однако
обратиться к милиционеру не захотел. Странно... А как взъярился, когда
узнал, что я Толе письмо написал! Ведь чуть не кинулся на меня... А этот
Ясин, адресат Истомина?.. Он-то знает о записках? Неужели это он отдал их
Эньшину?"
Вот таким образом фотокопии "записок" оказались на столе полковника
Шульгина.

"Лучше всего бывает в первые минуты после сна: это забывается.
Смотрю в окно, вижу облака, ветви деревьев, воробьев. Но забытье быстро
уходит. Понимаю, что видеть все это мне осталось недолго.
Сегодня принял решение написать Ясину.
Уважаемый Дмитрий Васильевич!
Представляю, как Вы будете удивлены, получив мои записки. Но я
объясню, почему это делаю.
Когда я находился на прииске и работал на Вашем участке, то
старался не попадаться Вам на глаза, не напоминать о своем существовании.
Причина этого - я был заключенным. То, что я не работал непосредственно в
забое, - Ваша заслуга. Мои обязанности были сравнительно легки, и благодаря
этому я остался жив.
Я наблюдал за Вами с интересом, анализировал Ваше поведение,
обращение с людьми, характер. И понял, что завидую Вам. Не Вашему служебному
положению - оно было не столь значительным и не могло являться причиной
зависти. Завидовал Вашему характеру, энергии, отношению с подчиненными, будь
то вольные или зэки; Вашему независимому обращению с начальством, умению
отдаваться делу, Вашему равнодушию к житейским благам. Вы были моей
противоположностью. Вас не мучили сомнения - Вы знали, для чего живете, у
Вас была цель.
И хотя я сторонился, избегал Вас, не напоминал о нашем мимолетном
знакомстве в Киеве, Вы были для меня тогда самым близким человеком, не ведая
того. Ведь Вы знали Люсю! Она, и познакомив нас, много о Вас рассказывала, я
даже ревновал ее к Вам. Хотя, как узнал потом, Вы, пожалуй, один из тех, кто
не был влюблен в нее. Я ощущал близость к Вам еще и потому, что у нас были
сходные условия жизни в детстве и юности, что Вы интеллигентны.
Еще я обращаюсь к Вам потому, что не осталось у меня ни друзей, ни
родных, которые могли бы исполнить мою просьбу. Немного расскажу о своей
жизни.