"Людмила Васильева. ...И двадцать четыре жемчужины " - читать интересную книгу автора

Мои родители были врачи. Воспитывался у бабушки. Она была женщина
образованная, свободно владела тремя языками. Занималась преподаванием. Мои
способности к языкам проявились рано. Я считался хорошо воспитанным
ребенком, родные были довольны мной. Но, как я осознал потом, подавление
моих желаний, "дрессировка", которой я подвергался, сделали меня податливым,
ослабили волю.
Учился я ровно. Получил юридическое образование. После учебы меня
направили работать в милицию. В те годы там было мало образованных людей,
даже просто грамотных, а с высшим образованием - единицы. Там был нужен
работник, владеющий иностранным языком. Отдел вел борьбу с контрабандой,
шедшей к нам главным образом из Одессы. Меня назначили на должность
следователя. Работа поначалу показалась мне интересной.
Вскоре в жизни моей произошла перемена. Причина этого - любовь.
Женщина, словесный портрет которой ничего не дал бы, являла собой воплощение
женственности и очарования. Вы должны ее помнить и не можете не согласиться
со мной. Она стала моей женой. С самого начала я понимал, что ее можно
удержать, лишь будучи на равных с ней, заставив уважать себя и уступая
далеко не во всем. Время тогда было сложное. Сложные отношения складывались
и на службе. Ко мне был расположен начальник отдела Ильин, человек
решительный и властный. И хотя я наблюдал в нем черты жестокости, которые
усиливались от упоения властью и от стремления к еще большей, я был точно
загипнотизирован им. С одной стороны, он был мне ненавистен, но с другой -
влекло к нему как к человеку сильному, волевому, и он все больше подчинял
меня своему влиянию. Вот тогда-то я совершил ошибки, которые привели к моему
падению.
Однажды в дело о контрабанде была замешана молодая женщина. В те
годы меры наказания применялись особенно жесткие, и ей грозило восьмилетнее
заключение. Она была незамужняя, одна воспитывала ребенка и содержала
больную мать. Своей искренностью и полной откровенностью она вызвала во мне
сочувствие. Может быть, потому, что я сам тогда очень страдал. Время,
повторяю, было сложное. Вторая половина тридцатых годов.
Я приходил домой и делился с женой многим, что происходило на
службе. Иногда даже напивался. Я понимал, что делать этого нельзя, но
проклятая слабость характера толкала меня на это. Я растерялся, искал у жены
помощи, опоры. Видел, как ее любовь сменялась унизительной для меня
жалостью. И приходил в совершенное отчаяние. Вот тогда-то я и подделал
протоколы допросов, научил женщину, как вести себя, что говорить. И я спас
ее. Считал, что никто не узнает об этом. Но я ошибся.
Прошло полгода, и Ильин передал мне следственное дело на неких
Дутько и Дальнева. Дутько был заведующим комиссионным магазином. Наглый тип.
У него бывали весьма некрасивые истории с молоденькими продавщицами, и, если
вмешивались родные, он всегда как-то изворачивался - чаще всего откупался
деньгами. Все дельцы Киева его знали. Он вел себя вызывающе, никого не
боялся. Совсем другим был его напарник по жульническим делам, Александр
Федорович Дальнев, художник-оформитель. Этот на вид тихоня, деликатный.
Попались они на подделке картин. Использовали на этой работе
молодых художников. Картины подделывали под старинные, известных мастеров.
Оригиналы брали себе и перепродавали. Кроме того, сбывали на сторону по
спекулятивным ценам дефицитные материалы, предназначавшиеся для
художественных промыслов.