"Ариадна Андреевна Васильева. Возвращение в эмиграцию, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

видимо хорошее, оно позволяло прилично жить. Квартиры нанимались. Сегодня
бабушка устраивается в Верном, завтра, глядишь, мужа перевели в Ташкент,
после Казань, Ярославль, Петербург, Гельсингфорс...

Да, а солдата того провели. Все наше состояние, обручальные кольца,
крестильные крестики, медальон, брошку с камешком, бабушка зашила в
плюшевого мишку и дала Петьке с наказом:

- Будет кто отбирать - кричи!

Смутно помню, как между отступлениями и наступлениями, в надежде на
скорое освобождение России, жили на окраине Екатеринодара, в мазанке с
низкими потолками, вредной хозяйкой и злющим псом Тузиком. Он сидел на цепи
и целый день от нечего делать облаивал прохожих. Сменить жилье мы не могли,
беженцев наехало много, хозяева пользовались случаем, драли три шкуры. Жили
на мамино жалование. Она поступила в театр, организованный в Екатеринодаре
съехавшимися отовсюду артистами. Говорили, что это был хороший театр, сборы
получались солидные.

Потом тетя Ляля уехала в Одессу. Ее мужа, Алексея Антоновича Иволгина,
самого молодого в нашей семье генерала, зарубили шашками красные. Кто-то из
знакомых привез печальное известие, и тетка, оставив детей на бабушкино
попечение, бросилась в Одессу, чтобы найти и похоронить мужа.

Налетел новый шквал, мы снова куда-то поехали. Сначала в Анапу, потом в
Новороссийск. Там, в гостинице, среди разбросанных вещей и каких-то свертков
бабушка впервые в жизни кричала на деда, чтобы он и не думал грузиться на
пароход, пока не вернется из Одессы тетя Ляля. Но он, тоже впервые, не
послушался ее и повел на пристань разбитую семью. Не было в толпе рядом с
нами ни тети Ляли, ни дяди Кости, ни старшей маминой сестры тети Веры. Вера
осталась с мужем в Москве, дядю Костю носило по югу России вместе с
отступающими частями белой армии. Что случилось в Одессе с Лялей - не знал
никто. Дедушка сказал:

- Мы должны в первую очередь думать о детях.

Как мы плыли, помню смутно. Словно во сне видится темное подземелье,
называемое "трюм", где лежат и сидят среди нагромождения чемоданов и тюков
люди, где царствует страшный кислый запах. От него ли, от духоты ли,
хотелось кричать и тошнило. Дедушка гладил меня, заглядывал в глаза и
тревожно просил:

- Тихо, тихо, Наточка, тихо, тихо!

Хорошо помню, как мы сходили с парохода. По наклонно поставленным
доскам медленно сползали на берег длинные вереницы людей. Дедушка сказал,
что теперь торопиться некуда, и мы двинулись в самом хвосте. Сам впереди,
высокий, в штатском пиджаке, ступающий неуверенно под тяжестью двух
чемоданов и заплечного мешка. Следом - бабушка с Таткой на руках. Татка наша
совсем измучилась, не глядела по сторонам, крепко держалась за бабушкину шею