"Макс Вебер. Наука как призвание и профессия" - читать интересную книгу автора

всегда предпосылается определенная значимость правил логики и методики -
этих всеобщих основ нашей ориентации в мире. Что касается указанных
предпосылок, то они, по крайней мере, с точки зрения нашего специального
вопроса, наименее проблематичны. Но существует и еще одна предпосылка:
важность результатов научной работы, их научная ценность. Очевидно, здесь-то
и коренятся все наши проблемы. Ибо эта предпосылка сама уже не доказуема
средствами науки. Можно только указать на ее конечный смысл, который затем
или отклоняют, или принимают в зависимости от собственной конечной жизненной
установки.
Различной является, далее, связь научной работы с ее предпосылками: она
зависит от структуры науки. Естественные науки, например физика, химия,
астрономия, считают само собой разумеющимся, что высшие законы космических
явлений, конструируемые наукой, стоят того, чтобы их знать. Не только
потому, что с помощью такого знания можно достигнуть технических успехов, но
и "ради него самого", если наука есть "призвание". Сама эта предпосылка
недоказуема. И точно так же недоказуемо, достоин ли существования мир,
который описывают естественные науки, имеет ли он какой-нибудь "смысл" и
есть ли смысл существовать в таком мире. Об этом вопрос не ставится.
Или возьмите такое высокоразвитое в научном отношении практическое
искусство, как современная медицина. Всеобщая "предпосылка" медицинской
деятельности, если ее выразить тривиально, состоит в утверждении, что
необходимо сохранять жизнь просто как таковую и по возможности уменьшать
страдания просто как таковые. А сама эта задача проблематична. Своими
средствами медик поддерживает смертельно больного, даже если тот умоляет
избавить его от жизни, даже если его родственники, для которых жизнь
больного утратила ценность, которые хотят избавить его от страданий, которым
не хватает средств для поддержания его жизни, утратившей свою ценность (речь
может идти о каком-нибудь жалком помешанном), желают и должны желать смерти
такого больного, признаются они в этом или нет. Только предпосылки медицины
и уголовный кодекс мешают врачу отказаться поддерживать жизнь смертельно
больного. Является ли жизнь ценной и когда? Об этом медицина не спрашивает.
Все естественные науки дают нам ответ на вопрос, что мы должны делать, если
мы хотим технически овладеть жизнью. Но хотим ли мы этого и должны ли мы это
делать и имеет ли это в конечном счете какой-нибудь смысл - подобные
вопросы они оставляют совершенно нерешенными или принимают их в качестве
предпосылки для своих целей.
Или возьмите такую дисциплину, как искусствоведение. Эстетике дан факт,
что существуют произведения искусства. Она пытается обосновать, при каких
условиях этот факт имеет место. Но она не ставит вопроса о том, не является
ли царство искусства, может быть, царством дьявольского великолепия,
царством мира сего, которое в самой своей глубине обращено против Бога, а по
своему глубоко укоренившемуся аристократическому духу обращено против
братства людей. Эстетика, стало быть, не ставит вопроса о том, должны ли
существовать произведения искусства.
Или возьмите юриспруденцию. Она устанавливает, что является значимым: в
соответствии с правилами юридического мышления, отчасти принудительно
логического, отчасти связанного конвенционально данными схемами;
следовательно, правовые принципы и определенные методы их толкования заранее
признаются обязательными. Должно ли существовать право и должны ли быть
установленными именно эти правила - на такие вопросы юриспруденция не