"Татьяна Веденская. Траектория птицы счастья " - читать интересную книгу автора

моим выговором здесь я - лимита. Я и миллионы других, таких же, как и я.
Порой мне интересно, каково реальное соотношение москвичей и приезжих.
У меня есть сильное подозрение, что весы давно уже качнулись в другую
сторону. Сейчас по данным наших статистических служб в дневные часы рабочего
дня по Москве разгуливает двадцать восемь миллионов человек. Естественно, я
говорю не об официальной статистике, а о данных служб спасения, МЧС и наших
данных со Скорой Помощи. Ежедневно огромные толпы людей заполняют
пригородные электрички и втекают на московские вокзалы, чтобы отправиться на
работу. У них там, в Егорьевске, Клину и Шатуре работы нет. Самолеты,
автомобили, переминающиеся в огромных пробках перед МКАДОМ, все виды
транспорта везут в Москву людей.
Конечно, когда мы с Димой только приехали в Москву, этот процесс не
зашел еще так далеко. Людей было меньше, но все-таки гораздо больше, чем
врачей на московской Скорой. Там хватались за голову. Многомиллионный город
разрастался, как тесто на дрожжах, а количество карет скорой помощи
сохранялось на уровне олимпийских игр восьмидесятых. И сегодня, кстати, это
по-прежнему так. И вот, в середине девяностых лечить людей было некому.
Опустели больницы, поликлиники, центры травматологии. На Скорой в те годы
тоже проистекал жесточайший кризис. Зарплату практически не платили, люди
утекали как песок сквозь пальцы. Бывало, что на вызов по аварийной травме,
где дело идет на минуты, ехать просто физически было некому. Оставалось
одно - брать приезжих. Сегодня на Скорой работает уже около семидесяти
процентов выходцев из российской глубинки и стран СНГ. А тогда еще работали
москвичи, которым без зарплаты совсем не нравилось так много и тяжело
работать. Их можно было понять. Для них были открыты двери в заливающий все
золотым дождем русский бизнес. Врачи становились менеджерами, клерками,
кому-то везло, и он оказывался за банковской стойкой. Так что мы с Димой
пришлись совершенно кстати.
- У вас есть прописка? - это был единственный вопрос, который нам с
Димой при приеме на работу.
- Г. Грозный, микрорайон Минутка, - широко улыбнулся Дима. - Но у нас
статус вынужденных переселенцев, мы имеем право поселиться там, где сможем.
- Отлично. Отнесите документы в отдел кадров и садитесь на машины, -
радостно кивнул главный врач подстанции на Беговой. У него совсем не было
людей, он не успевал приехать на вызовы к умирающим. Ему было все равно,
откуда мы. Тем более что гастарбайтер работает не на страх, а на совесть,
помноженную на страх. Мы держимся за наши места всеми четырьмя лапами.
С того момента и началась моя московская эра. Двенадцать лет, восемь из
которых я думала, что у нас с Димой Большая Любовь. Дима был сильным и
рациональным. Больше всего на свете он хотел стабильности. Большой жизненной
стабильности, при которой исключается вариант стояния с чемоданами на улице
под дождем. Он с неописуемым рвением стал строить светлое будущее. А я
мечтала по вечерам утыкаться носом в его плечо и засыпать, чувствуя его
ладонь на своей груди. И, действительно, те, кто пишут о Большой Любви, не
врут - это было прекрасно. Хотя и тяжело, именно с точки зрения простого
материального выживания. Впрочем, трудности нас не пугали.
С помощью все того же Диминого знакомого мы сняли комнату в самой что
ни на есть классической коммунальной квартире. Преодолев хренову тучу
километров, разделявших ставропольский край с Москвой, мы были бы рады
поселиться хоть в собачьей будке, а коммуналка наша располагалась в центре