"Александр Великин. Санитар " - читать интересную книгу автора

состоя-ния, улучшение состояния, улучшение состояния... На кафедрах шла
борьба имен. Каждое имя, влезая на кафедру, поднимало свое знамя кто не с
нами, тот против нас! Каждое имя утверждало свою классифика-цию той или иной
болезни, соответственно, и лечение, и профилактику, отторгая, отвергая и
ниспровергая предшественников, или соседей с дру-гих кафедр других
институтов, или разные прочие иногородние имена. На них нельзя было
ссылаться, их монографии находились под запретом, их учебники были
недействительны. Здоровье человечества, оказывается, зависело от того, чьи
распорядки, ранжиры или таблицы чьего имени бу-дут утверждены на земле. С
кафедр в студенческую аудиторию падали весомые рассуждения, звякала
мельхиоровая ложечка в стакане сакрамен-тального профессорского чая, а в
отделении травматологии было, как в подвале инквизиции, сверлили в костях
дыры, вставляли на много ме-сяцев железные гвозди и спицы, спускали гири,
колеса, стучали молотки. В общежитии дзенькала гитара, и забубенные
второгодники пели медицин-ский гоп со смыком: Стар и мал идет лечиться,
переполнена больни-ца, и откуда черти их несут! И еще: Если врач неверно
скажет, сразу секция покажет, патанатом лучший диагност! Серый хватался за
воз-дух, все больше сомневаясь в том, с чего начал когда-то, со
всемогу-щества. Пусть не сегодняшнего, но завтрашнего обязательно.
Мастэкто-мия, которую профессор Кабанов произвел тридцатилетней красавице по
поводу опухоли молочной железы, Серому душу вытрясла на всю жизнь. Он и
сейчас помнит и никогда не забудет, как шлепнулось в белый эма-лированный
таз то, что было красой женской, как мощно выдирал про-фессор волосатыми
лапами гроздья лимфатических узлов из нежной под-мышки, а ее еще и
кастрировали, эту женщину, муж которой рыдал на парадной лестнице, когда шла
операция. Она бы не жила без операции, это Серый понимал. Но как же можно
кричать о всесилии, важничать, вы-гибать грудь, умничать, если мы делаем
такие операции и ничего толком не в состоянии вылечить? Серого будто
разрубили мясницким топором сверху вниз, от макушки до самого паха. Не
первая любовь стала причи-ной первой бессонницы, а ужасная по своей крамоле
мысль: кому нужна такая медицина? Но позволь, в то же время говорил в нем
добросовест-ный студент, задавленный весомыми рассуждениями авторитетов и
ученым многотомием, какое право имеешь ты, недоучка, так думать? Поражался и
стыдился. Но все, что сделано? А высоты? Антибиотики? Туберкулез победили?
Победили. Где чума? Где холера? Ну, допустим, холера дала вскоре прикурить,
и туберкулеза потом хватало. Но искусственные сер-дечные клапаны, спасенные
дети! Слепые, увидевшие свет! Пожалуй, на этом игры в
стетоскопчики-фонендоскопчики кончились. Появилась, росла тревога.
Сомнение, как известно, эмбрион мысли, что-то должно было родиться.
Что-то начало нарывать. Во всяком случае, больше он не доказывал, что
медицина может ответить на все вопросы, и, когда в очередной раз, на
дежурной вечеринке с девочками, его стал доставать Зеля, он не бро-сился в
спор, а уныло ответил:
Мало мы что можем. Разве затянуть пару дыр. И то пластырь ссюхнет. Было
пораженное молчание. Лида тогда уже существовала. Она и воскликнула:
Батюшки! Что делается! У Антошеньки юмор прорезался! Не со зла, конечно,
воскликнула, от природной веселости. В их компании было принято постулатом,
что Се-рый хоть и будущая звезда хирургии, но чувства юмора лишен напрочь.
Лида была смешливей и острословней других, но податлива, когда они
оставались вдвоем, послушна. Поэтому Серый прощал ей язычок. И глав-ное, она