"Михаил Веллер. История рассказа." - читать интересную книгу автора

четыре койки в казенных одеялах, словари и книги на самодельных полках,
чьи-то носки на батарее, за окном ночной дождь, и звуки танцев из холла
этажом ниже.
Услышанная мною история была такова.
Человек, живущий в этой же комнате, - стало быть, приятель моего
нового друга, - прекрасная душа, полюбил хорошую девушку со своего курса.
Они собирались пожениться. Но другая девушка с этого же курса жившая в
общежитии, его прежняя любовница, устроила публичный скандал с оповещением
различных инстанций и изложением бесспорного прошлого вероятного будущего
в лицо неподготовленной к такому откровению невесты. Убитая невеста
перестала являться таковой. Виновник всего, человек тихий, славный и
деликатный, чувствовал себя опозоренным, в депрессии неверно истолковывая
молчаливое сочувствие большинства окружающих; всюду ему чудились пересуды
за спиной, - здесь-то он был отчасти прав, - и жизнь ему сделалась
несносна. Он решил уйти из университета - что вскоре и действительно
сделал.
И еще я услышал, что после школы учился он в летном училище. В одном
полете двигатель его реактивного истребителя отказал. Он не
катапультировался, спасая от катастрофы людей и строения внизу. Он
умудрился посадить самолет без двигателя, хотя по инструкции этот самолет
без двигателя не садился. После посадки самолет взорвался. Чудом оставшись
в живых, изувеченный, он долго лечился. Потом у него открылся
туберкулезный процесс; после госпиталей он год провел по санаториям. К
службе в авиации был больше непригоден. После этого он поступил в
университет, который сейчас и собрался бросать из-за невыносимо
сложившихся обстоятельств: рухнуло все.
Любовь и расстроившийся брак - как нельзя более близкое мне на этот
момент - настроило частоту восприятия. Я принял случившееся внутри себя,
сокрушаемая жизненная стойкость растравила душу, высокое мужество прошлого
поразило воображение, закрепив, зафиксировав все.
Собственно, это был готовый материал для повести, и воспринятый,
казалось, достаточно глубоко, чтобы переплавляться в подсознании.
Я увидел этого человека (то есть заметил специально впервые) через
несколько дней. Он бы невысок, хрупок, светловолос, с предупредительными
без угодливости манерами. Говорил тихо и немного, улыбка у него была
неуверенная, застенчивая, болезненная какая-то - и вместе с тем открытая и
подкупающая. Пожалуй, будет вернее сказать - готовность стать открытой,
если будет уловлено чувство искреннего расположения в собеседнике, - вот
что в ней подкупало. Я никогда не слышал, чтобы он смеялся. В целом он
очень располагал к себе.
Я узнал у него позже, что тот последний вылет на самом деле был с
инструктором, на учебной реактивной машине со сравнительно невысокой
скоростью. Двигатель отказал при заходе на посадку. В кабине появился
запах гари. Сажал инструктор. Они успели выскочить и отбежать несколько
метров, когда самолет взорвался. Так что на его долю в этом ЧП героизма,
строго говоря, не приходится.
Эту историю, насколько мне известно, кроме меня от него слышали
только раз друзья по комнате.
Если б я не услышал ее впервые от другого, в романтизированном
варианте, все восприятие, естественно, выстроилось бы несколько иначе.