"Михаил Веллер. История рассказа." - читать интересную книгу автора

сарказмом. Его нельзя было обидеть - он уходил раньше, чем чувствовал
только возможность неприязни; при своем грязном языке был крайне тактичен.
Он сходился с людьми быстро и готовно без назойливости - потребность в
привязанности была постоянна, и так же постоянно рвались прежние связи:
его болезненно-самолюбивая и неуверенная натура не могла быть стойкой.
Стихи его - жестоко-романтические, литературные, юношеские -
свидетельствовали о возвышенных идеалах чувствительной души. Картины -
гуаши и акварели на опять же жестоко-романтические темы -
условно-примитивные по технике, которой он и не мог обладать, но замысел
бывал не банален, а композиция и сочетания цветов изобличали вкус.
Выглядел он так: высокий - впечатление больше от худобы и разболтанности,
в дешевом несвежем костюме, с маленькой блеклой челкой и ранними
залысинами, за очками в тонкой золоченой оправе глаза с ехидцей, с ехидцей
же тонкогубая улыбка и в точности соответствующий им голос. За ним не было
известно никаких любовный историй - а менее всего он был склонен к
аскетизму. Он пил. Дважды вскрывал себе вены - второй раз, прежде чем
перевязать его и вызвать скорую, ребята набили ему морду. Лечился от
алкоголизма, от психостении, дважды был отчисляем из университета - второй
раз окончательно. Симпатий он не вызывал - производил впечатление какой-то
нечистоплотности, полной ненадежности и при известном изяществе развязного
поведения не был обаятелен.
Мы оба любили бывать в гостях в одной и той же комнате - не
по-общежитски уютной и на редкость нешумно-гостеприимной. Книги стояли
аккуратными рядами, пол блестел, даже висел коврик на стене. Гостей
кормили по-домашнему пахнувшим варевом, и вообще окружали всегда какой-то
атмосферой желанности. Хозяйка была добра и обладала редким талантом
слушать: слушать, будучи естественно и органически настроена именно на
твою волну, и сопереживая искренне и тактично - и - вот удивительно! -
именно таким образом, как тебе в этот момент было приятнее.
Он подарил ей одну свою картину (внешне, надо сказать, к художеству
он не относился всерьез). Картину прикнопили на стенку, - и, пожалуй, всем
она немного понравилась.
Лист приблизительно 0.7 X 0.9, густо-синий сверху и желтый конус
света в нижней половине от фонаря на черном столбе, смещенного от центра
вправо. Справа и чуть ближе столба - тонкая фигура девушки в белом брючном
костюме, с черной сумочкой на ремне от плеча и черными прямыми волосами
ниже плеч, лицо отвернуто. Левее и дальше от фонаря - юноша в
стилизованном старинном костюме, со шпагой на перевязи, златокудрый и
печальный. За ним, в синей тьме - парусник у набережной, углы и крыши
многоэтажных домов и фигура на постаменте - памятник с простертой по ходу
корабля рукой.


Я увидел ее впервые через несколько дней по возвращении из
академотпуска, спустя полгода после микрособытия на танцах. И полуусловно
нарисованная фигура девушки - клешенные брюки белого костюма, свободно
лежащие волосы, всё под фонарным светом в темноте - ассоциативно к той
девушке с Иссык-Куля и всей внутренне сыгранной тогда истории
присовокупила эту картинку и все с ней связанное.
И материал (хватило бы на повесть - но подсознательно я