"Джейн Веркор. Сильва" - читать интересную книгу автора

4

Парня я отослал к зерноторговцу, договорившись встретиться с ним на
станции Уордли-Коурт, где, по моим словам, оставил в прошлую свою поездку
чемодан в камере хранения. Я действительно приобрел большой чемодан, куда
сложил купленные в "Литтлвуде", приблизительно по размеру Сильвы, женское
белье и одежду, и взял фиакр до вокзала, куда спустя двадцать минут
подкатило и мое тильбюри. Почти к ночи мы добрались до замка.
В доме все было в порядке, иначе говоря, заперто так же надежно, как
при моем отъезде. Но наверху, в спальне, царил невообразимый хаос. Я был
несколько удивлен тем, что Сильва проснулась, но гораздо больше тем, что
она пришла в такое неистовство. Вероятно, очнувшись от сна и обнаружив
себя запертой и покинутой, она попеременно испытывала приступы то ужаса,
то ярости. Видно, она искала меня: платяной шкаф был опустошен, словно
пронесся смерч, вся одежда была раскидана по углам, костюмы валялись как
попало, словно обезглавленные жертвы резни. Та же судьба постигла простыни
и одеяла. Подушка была вспорота, в воздухе летал пух. И посреди этого
разгрома, по щиколотку в пуховой пене, стояла, глядя на меня, Сильва.
Я застыл на пороге, охваченный не гневом, нет, конечно (впрочем, и
радоваться тоже было нечему), но странным очарованием; скажу даже, не
боясь показаться смешным, что я испытал нечто близкое к экстазу.
Напряженно замершая в белоснежной круговерти пуха и белья, нагая, как
Венера Пеннорожденная, она была поистине прекрасна, моя Сильва, но,
главное, меня поразило внезапное откровение совсем иного рода, нежели то,
что внушала ее красота. Передо мною лежала груда неодушевленных тряпок,
над ними возвышалось это восхитительное тело, живое - но и только, ибо ни
одна искра разума еще не зажгла его; но трепет этого тела, его
самоутверждение, неосознанное стремление к горделивой гармонии
торжествующе противостояло окружающему хаосу. Именно в этот миг я, может
быть как никогда внезапно и ясно, постиг - не разумом, а чувствами - ту
истину, которую, кажется, только сейчас начинают прозревать физики: что
неодушевленная материя есть хаос, а единственный порядок - это жизнь.
Возвышаясь над этим застывшим месивом, устилавшим пол, Сильва предлагала
взору образ такой чистой, возвышенной красоты, такой удивительной грации,
что если зрительное ощущение можно осмелиться назвать словом
"сладострастие", то я испытал именно такое чувство, и при этом столь
сильное, что оно переходило в сладостное восторженное осознание того, что
жизнь, просто жизнь - единственное, уникальнейшее чудо. Я хочу сказать,
что в тот миг Сильва больше не была для меня ни женщиной, ни лисицей, что
чудо ее превращения показалось мне ничтожным и смехотворным перед тем
истинным, неповторимым чудом, какое явили собою, среди царящей вокруг
анархии и медленной всеобщей деградации, эта жизненная гармония, это
строгое благородство линий человеческого тела и эта красота, еще не
озаренная сиянием разума, что делало ее еще более потрясающей во всем ее
несказанном очаровании. Я вдруг поймал себя на желании жить отныне среди
этого хаоса, лишь бы его продолжала венчать изумительная прелесть Сильвы.
А я-то, дурак, притащил для нее этот чемодан с дурацкими тряпками! Разве,
укрыв в их мертвых складках эту живую, первозданную чистоту, я тем самым
не укреплю сон ее разума? Мне безумно захотелось вышвырнуть чемодан в