"Джейн Веркор. Сильва" - читать интересную книгу автора

окно. Это божественное тело должно остаться таким, каким оно сияет здесь,
передо мною, - нагим, великолепным, победно утверждающим среди всеобщего
беспорядка высший порядок - свою красоту. Пусть оно остается таким как
есть, и будь что будет!
Достигнув сих горних вершин, мысли мои вдруг почему-то самым
бедственным образом заколебались. Невзирая на смутные предостережения
здравого смысла, я почувствовал, как мой возвышенный восторг порождает во
мне довольно опасные ответвления, а воспаривший было взгляд невольно
обращается к наименее благородным местам женского тела. Дрожь в руках
послужила мне сигналом тревоги. Мой энтузиазм сменил свою природу, в то
время как природа Сильвы, почудилось мне, также изменилась: внезапно
красота ее показалась мне менее чистой, более желанной. Тут только я
заметил, что и позы наши, и моя и ее, тоже, пусть почти незаметно, но
переменились. У меня подгибались колени, руки тянулись вперед, но я
осознал это лишь тогда, когда увидел, что и она чуть согнула колени,
словно собираясь с силами, чтобы бежать. Моя поза окончательно лишилась не
только привычного достоинства, но и обыкновенного приличия, и этот факт
оскорбил меня до глубины души, отняв всякое уважение к себе. Впрочем, этот
внезапный приступ грубой похоти все враз загубил, испортил: в один миг моя
прелестная Афродита превратилась в испуганную самку; грациозное тело
судорожно сжалось, и теперь я видел перед собой лишь настороженную лисицу,
дикую зверюшку, снова приобщенную к привычному хаосу миропорядка, тому
самому хаосу, во власти которого я в свою очередь только что пристыженно
ощутил себя.
Со вздохом разочарования, горечи и жгучего раскаяния я затолкал чемодан
под шкаф и начал прибирать в комнате.


Я забыл сказать, что с тех пор, как Сильва жила у меня, я старался
почаще высказывать свои мысли вслух. Или, вернее, называть словами любое,
даже самое незначительное свое действие: открывать дверь, выдвигать ящик,
складывать простыню, вытряхивать коврик. Если попугай способен повторять
то, что он слышит, рассуждал я, почему бы этого не сделать и лисице,
существу куда более сообразительному, особенно если она наделена органами
речи? И Сильва, в самом деле, очень быстро научилась повторять то, что
слышала от меня, - правда, крайне невнятно, со странным резким акцентом,
ей-богу, очень напоминавшим выговор жителей Юга Франции. Доводилось ли вам
слышать, как декламируют Шекспира с марсельским акцентом? Это совершенно
неотразимо. Как только Сильва открывала рот, я не мог удержаться от
хохота. Она же не смеялась никогда. Не умела смеяться. Только позже, много
позже мне довелось услышать ее первый смех.
Я смеялся над ее акцентом, над шепелявым сюсюканьем, но одновременно
восхищался тем, что она через такой короткий срок перестала повторять за
мной все подряд, как это делают попугаи. Скоро я понял, что она в основном
понимает то, что говорит, разумеется, иногда и шиворот-навыворот, но даже
в этом случае вкладывает в свои слова определенный смысл. Правда, должен
уточнить: речь шла о самых конкретных понятиях, о словах, немедленно
подтверждавшихся вполне вещественным поощрением. Я так часто повторял,
перед тем как дать ей пищу, вопрос: "Ты голодна?", что ничуть не удивился,
услыхав, как она лепечет, стремясь сократить танталову муку ожидания: