"Джейн Веркор. Сильва" - читать интересную книгу автора

2

Как я уже сказал, у меня нет ни единого свидетеля этого удивительного
события. Могу лишь заверить, что усомнился в увиденном собственными
глазами не меньше любого скептически настроенного читателя. Да и позже,
когда все сомнения окончательно отпали, я множество раз пересматривал в
памяти каждую секунду, каждый образ того вечера, когда преследуемая
гончими лисица прямо на моих глазах вдруг превратилась в женщину. Я могу
лишь утверждать, что какой-нибудь фокус, трюк (с целью мистификации - но
кого и зачем?) был бы еще более невероятным и потребовал бы присутствия
поистине гениального иллюзиониста, обернувшегося невидимкой в самой гуще
беснующейся своры. Да и продолжение событий сделало такого рода
предположение еще более нелепым, чем само происшедшее чудо.
Впрочем, какое это имеет значение? Если я и хочу о чем-то поведать, то
вовсе не о самом чуде. О нем я уже рассказал, и мне нечего добавить к
вышеописанному. А вот последующие события вполне заслуживают тяжкого
писательского труда, предпринятого мною. Чудо там или не чудо, а события
все равно развивались бы именно так. Остальное же не имеет никакого
значения, разве что для умов, терзающихся метафизическими проблемами. Ну
так пускай помучаются над этим вопросом, если им это в радость.
Как бы то ни было, я стоял на лужайке, занимавшей большую часть моего
сада, под темным небом, где уже поблескивали первые звездочки, и
остолбенело таращился на юное нагое существо, без чувств лежащее у моих
ног, - существо, которое, если и было всего лишь лисицей, тем не менее
внешне обладало теперь всеми признаками молодой девушки.
Она была нагой, с головы до ног в грязи, ссадинах и кровоподтеках. Я
взял ее на руки. Ее худенькое тело почти ничего не весило. Глаза были
закрыты, тонкие веки посинели от изнеможения, а может быть, и от холода.
Когда я приподнял ее, она встрепенулась и как бы ощерилась - я хочу
сказать, что верхняя губа ее вздернулась, обнажив маленькие, но очень
острые зубки, сквозь которые раздалось угрожающее звериное ворчание. Но
этим дело и ограничилось. Ворчание перешло в прерывистое хриплое дыхание.
Подняв ее на руки, я замер в совершенной растерянности. Сперва я решил
было отнести ее на ферму. Там я мог бы доверить ее заботам фермерши. Но
ведь при ее чудесном превращении никто не присутствовал. Как же я объясню
все это? Представьте себе только: я вхожу к своим фермерам, неся на руках
совершенно голую девушку, полумертвую, изнуренную, сплошь покрытую
царапинами и кровоподтеками. Что они вообразят? Нет, это невозможно. Нужно
отнести ее к себе домой, моля бога, чтобы никто - ни издали, ни вблизи -
не заметил меня с этой странной ношей. К счастью, мне удалось
беспрепятственно добраться с нею до дверей дома.
Поднявшись на второй этаж, я положил девушку на кровать и пошел
наполнять водой ванну, стараясь при этом думать только о самых необходимых
в данный момент жестах, а не пытаться осмыслить происходящее. И однако мой
скорбный внутренний голос отдавал должное Дэвиду Гернету. Я упрекал себя
in petto [мысленно (лат.)] в своем пресловутом здравомыслии, в дурацком
неверии. "Есть многое на свете, друг Горацио..." ["Есть многое на свете,
друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам" - фраза из трагедии
Шекспира "Гамлет"] Ну конечно, как же иначе! Чуть что, великий Вилли у нас
на языке! Как это похоже на тебя, книжный ты червь! А вот попытайся-ка