"Д.Н.. Покорение Сибири: Мифы и реальность" - читать интересную книгу автора

в подлинниках из-за пожаров в сибирских городах, отношение к нему было
пренебрежительным. "Портфели Миллера", то есть огромные папки по тысяче
листов и более, содержащие рукописи и копии документов, так и не переведены
с немецкого и не изданы в полном объеме. Исследователи жалуются, мол, почерк
у Миллера тяжеловат. Но это не аргумент. Нашлись ведь специалисты, которые
разбирали нечитаемый почерк Маркса. Нашлись бы, при желании, специалисты и
для разбора миллеровского почерка, тем более, что он писал каллиграфически.
"История Сибири" увидела свет за 250 лет всего три раза: в 1786-1788
годах, в 1937-1941 годах и в 1991-1992 годах. Причем, два последних раза
работа издавалась не полностью, а только первые два тома. Третий том,
имеющийся в издании XVIII века, не был переиздан ни в 40-х, ни в 90-х годах
XX века. Этот третий том - огромная библиографическая редкость.
Даже первые два тома труда Миллера не были доступны всем желающим, ибо
вплоть до последнего времени доступ к ним ограничивался дверью спецхрана
библиотеки. Историки, которые были допущены до работы с этим трудом, черпали
из него только то, что подтверждало те идеи, о которых мы говорили в
предыдущих частях. С "реакционным, норманнистским" историком можно было не
церемониться и смело выбрасывать все, что не ложилось на прокрустово ложе
истинно правильного марксистско-ленинского подхода к истории.
Впрочем, началось намного раньше. Прошло всего три десятилетия со
времени первого издания "Истории Сибири", как на сибирскую историографию
опустился чугунной плитой Карамзин. И вплоть до 80-х годов XIX века историки
практически ничего не писали о том, как русские воевали в Сибири, как шаг за
шагом завоевывали сибирские земли. Пока Карамзина не стали критиковать,
никто и не писал о завоевании Сибири. Даже в отношении Ермака
рекомендовалось не слишком выпячивать его роль и подвиги.
Что значит, не писать о завоевании и не выпячивать роль Ермака? Это
значит, что отрицалось наличие сложно устроенного общества и государства в
Сибири, отрицалось какое бы то ни было развитие сибирских народов,
отрицалось упорное сопротивление русским.
В академической науке эта точка зрения дожила вплоть до революции и
потом была воспринята уже советскими историками. Например, в книге о Томске,
нами уже цитированной, в качестве общего, проходного места утверждалось:
"Прошлые отношения не завещали московскому правительству никаких сложных и
трудных исторических задач" [35, с. 2]. Коротко и ясно: никаких исторических
задач! Какие уж тут войны?
Лишь в книге Н. М. Ядринцева "Сибирь как колония" есть признание того
факта, что Сибирь была завоевана русскими. Но, поскольку автор максимальное
внимание уделял описанию именно колониального положения Сибири в составе
России (в том числе и Сибири с русским населением), то вопросам войн с
местными народами он уделял мало внимания.
Советские историки вплоть до 70-х годов отрицали какие бы то ни было
войны с местными народами и насильственный характер присоединения Сибири.
Однако именно в советским исторических исследованиях тема о насильственности
и войнах стала понемногу пробиваться на свет. Дело в том, что в 70-х годах
число историков резко увеличилось по сравнению с довоенным временем. Успехи
в деле развития науки и образования тогда измерялись количеством кандидатов
и докторов наук на 1000 человек населения. Эта политика приводила к тому,
что практически каждый желающий мог написать и защитить диссертацию. Если у
него не было подпорченной биографии и в диссертации не было никакой