"Лев Вершинин, Александр Лурье. Войти в Реку " - читать интересную книгу автора

- Фома, Фомушка, кровиночка моя, - жарко зашептала тетя Мари,
склонившись над ухом, - ты уж того, старика во грех не вводи, чего ж
серчать, коль сам виноват? и мы-то ни при чем, и зла на тебя, Боже упаси,
никак не держим... и опять же, не чужие ведь люди, родная твоя родня, сам
знаешь, Клаус-то, батька твой, Микола то есть, Осипу моему брат родной, мне,
стало быть, свояк, так что уж не обидь, скажи по чести, по совести, где
камушки-брильянтики сховали?..
- Мммм! - в безотчетном порыве Томас резко откинул голову, метя
затылком в железную спинку кровати... мелькнуло: а вдруг - теперь
получится?.. но голова ткнулась не в железо, а в мягкую обволакивающую плоть
пуховой подушки.
- И Матюшке ведь тож по справедливости доля положена, - жужжало над
ухом, - ведь братан же тебе, никак обделять нельзя, не по-божески так-то!..
уж покайся, сыми тяжесть с души, так мы тебя и не обидим, не зверье ж, чай,
не мертвяки какие, даже и отсыпем скоко-то, ну, ясно, немного, так ты ж
меньшой в роду, тебе и доля поменьше...
Томас бессвязно замычал.
- Уйди! Уйди!!!
И - скрипучий, отстраненный голос дяди:
- Отыдь, Марья. Не твоя это забота, говорил же. Ну, пусти-кось...
Нечто гладкое, неощутимое коснулось живота. Скосив глаза, Томас увидел:
строго-сосредоточенный дядя, задрав рубаху почти до шеи племянника, водит по
его, Томаса, голому животу утюгом. Боли не было вовсе, разве что странное,
не очень приятное чувство, вроде щекотки. Но вслед за утюгом вытягивались
белесые полосы, немедленно вспухавшие волдырями, волдыри наливались,
лопались... а через миг исчезали, словно и не было их...
- Ну, племяш, кайся, однако...
И - озадаченно, с испугом:
- Глянь, мать, а ведь не жжется ему?! Что ж, выходит, впрямь нежить?
А - в ответ:
- Ох-ти, старый, да что ж мы творим, коли так... мертвяка примучивать
кто ж дозволит?.. сей миг из Ведомства нагрянут...
И - торопливый дядин говорок:
- Ну так, мать! быстро! быстро! Все штоб убрала мигом, таз, бирюльки
мои, крови, спасибо, с нелюди неживой нет, дырка щас затянется, сама знаешь,
давай, мать, давай...
Торопливо семенящие шажки тети. И другие шаги, возникшие внезапно,
словно бы ниоткуда, тоже торопливые, но - тяжелые, бухающие, несокрушимо
уверенные, близкие-близкие...
- Стоять всем!
На пороге возникли подтянутые молодцы в щеголевато ушитых
розово-голубых комбинезонах, без всякого оружия и с такими благостными
лицами, что Томасу стало страшно - гораздо страшнее, чем в тот миг, когда -
где-то там, далеко! - его поднимали дубинками из постели железнорукие
черно-красные тени.
Двое из явившихся застыли у двери, трое прошли в комнату.
- Ну!
Старик засуетился.
- Да что вы, родимые! Да ни в жисть! У меня - как в аптеке, порядок
знаю, охулки на руку не положу, ни в какую ему, супостату клятому, не