"Владимир Иванович Вернадский. Коренные изменения неизбежны (Дневник 1941 года) " - читать интересную книгу автора

работу без вреда для себя и для Академии. Но нет путей из этого выйти, едва
ли они из личных или идейных соображений уйдут сами. На это у них нет сил
люди все честолюбивые.
Грубое постановление Президиума об Институте по экономике. Это все
наследие Коммунистической Академии. Там всегда был, в общем, резко более
низкий научный уровень и всегда был дележ пирога и чисто буржуазное желание
больше зарабатывать - <это> так характерно для партийных работников
Академии, для "секретарей" (как говорил покойный Сушкин[105]: "Ученые коты
могут рассуждать только от печки"). Мы все это видим и знаем - в
академической среде партийный состав среди научного персонала явно ниже
<беспартийных>. Интриги - характерное явление среди партийцев, к сожалению и
к огромному вреду для государства. Мне кажется, морально и интеллектуально
партия ослабела. Это было видно и сегодня, когда Ярославский возражал (очень
неудачно и слабо) Капице.
Прения были интересны. Первым выступил я - совершенно неожиданно <для
себя>.
Я указал, что в своем плане организации научной работы Президиум не
коснулся того, что нам нужно. Он хочет руководить и контролировать нашу
работу, тогда как об основных данных, необходимых для работы, он не
заботится. Так, большинство наших помещений никуда не годятся, так как
переезд учреждений Академии Наук <из Ленинграда в Москву> семь лет назад был
временный - мы приехали и поместились в негодных помещениях. Нельзя с этим
мириться.
Еще хуже - если <это> возможно с оборудованием. Всем ясно - и это
учитывается, - что современный завод или фабрика требуют прежде всего
соответствующего для их целей здания. В плохих помещениях можно оставаться
только временно. Но еще важнее - отсутствие научных приборов или долголетия
их постройки. У нас годами строятся циклотроны, которые в Америке и,
по-видимому, Японии строятся месяцами. До сих пор у нас один циклотрон,
построенный в 1939 году в бытность мою директором Радиевого Института. У нас
нет ни одного масс-спектрографа, который <впервые за рубежом> был построен
30 лет назад, - у нас они построены, но не использованы. Когда мы три года
назад начали его строить в нашей Лаборатории, то модель этого московского
масс-спектрографа мы видели и пользовались советами ее строителя профессора
Яковлева. Нам отказали в покупке масс-спектрографа за границей, без которого
нельзя работать по изотопам; нам дали деньги - достаточно - и материалы,
которые мы доставали с трудом. Мастера могли работать в свободное время за
большую оплату своего труда. Работа была всячески заторможена. Мы нашли
талантливого конструктора и в этом году надеялись <построить> два
масс-спектрографа. В 1940 году Нир в Америке упростил <масс-спектрограф> для
легких элементов, а затем доделал большой <масс-спектрограф> Бэнбридж. То же
американский. Но прошло три года - и наша работа стоит.
Сейчас поставлена проблема урана как источника энергии - реальной,
технической, которая может перевернуть всю техническую мощь человечества. Я
начал работать в области радиоактивности почти сейчас же после <ее>
открытия - больше 30 лет назад, и ясно вижу, что это движение не
остановится. Но у нас идут споры - физики направляют внимание на теорию
ядра, а не на ту прямую задачу, которая стоит перед физико-химиками и
геохимиками, - выделение изотопа-235 из урана. Здесь нужно идти теорией,
немедленно проверяя <ее> опытом. Начал работать большой циклотрон в