"Жюль Верн. Тайна Вильгельма Шторица" - читать интересную книгу автора

австрийским, а именно прусским, и уж венгерского в нем не было ровно ничего.
Наша посудина по выходе из Будапешта шла не быстрее течения, так что я
имел возможность рассматривать все подробности открывавшихся пейзажей. Дойдя
до острова Чепель, которым Дунай делится на два рукава, "Доротея" вошла в
левый рукав. В этот момент и случилось первое приключение, врезавшееся в мою
память. До сих пор путешествие шло совершенно гладко, даже, пожалуй,
бесцветно.
Инцидент, о котором я упомянул, был сам по себе незначителен. Я даже
сомневаюсь, можно ли назвать его приключением. Во всяком случае, дело было
так.
Я стоял на кормовой стороне палубы возле своего чемодана, на крышке
которого была пришпилена записка с моим именем, фамилией и адресом. Опираясь
на перила, я довольно бессмысленно глядел на расстилавшуюся кругом пушту и,
сознаюсь, ровно ни о чем в эту минуту не думал.
Вдруг я почувствовал, что кто-то смотрит мне в затылок.
Каждый, я полагаю, испытывал это неприятное ощущение, когда на него
сзади кто-то смотрит, а между тем он не знает кто. Я быстро обернулся.
Позади меня не было никого.
А между тем ощущение присутствия постороннего было такое ясное, такое
отчетливое! Но факт был налицо: между мной и ближайшими пассажирами было не
меньше десяти шагов.
Я побранил себя за глупое волнение и опять встал в прежнюю позу. Об
этом случае я бы, может быть, и забыл, если бы другие события не обновили
его впоследствии в моей памяти.
Во всяком случае, я в эту минуту сейчас же перестал о нем думать и
снова принялся глядеть на необозримую пушту. Река по-прежнему был усеяна
островами, поросшими ивняком.
За этот день, 7 мая, мы прошли двадцать миль. Погода была переменная,
часто шел дождь. На ночь сделали остановку между Дуна-Пентеле и
Дуна-Фольдраром. Следующий день был очень похож на предыдущий.
9 мая, при улучшившейся погоде, мы пошли дальше с расчетом к вечеру
прибыть в Могач.
В 10 часов я направился в рубку. Как раз в этот момент из нее выходил
этот странный немец. Мы столкнулись в дверях почти нос к носу, и меня удивил
до крайности странный взгляд, брошенный на меня незнакомцем. Так близко
сходились мы с ним первый раз, а между тем в его взгляде была какая-то
особенная наглость и - уверяю вас, читатель, что мне вовсе не показалось -
даже какая-то ненависть.
Что я ему сделал? За что он мог меня возненавидеть? Разве только за то,
что я француз, а что я француз - он мог прочесть на крышке моего чемодана
или на моем ручном саквояже, стоявшем в рубке на лавочке. Другого объяснения
я не мог найти.
Ну что ж! Пусть он знает, как меня зовут. На здоровье. А я его именем и
фамилией и не подумаю интересоваться. Господь с ним!
"Доротея" остановилась в Могаче, но так поздно вечером, что я не мог
увидеть этого города. Помню только смутно две очень острые стрелки над
каким-то массивным зданием, погруженным в темноту. Все-таки я вышел на берег
и погулял около часа.
Утром 10 мая на габару село несколько новых пассажиров, и мы
отправились дальше.