"Анатолий Вержбицкий. Творчество Рембрандта " - читать интересную книгу автора

старый-старый Павел, наклонив вправо высохшую, морщинистую, убеленную седой
шевелюрой и такой же белой бородой голову, озабоченно и устало присел,
опустив правую руку с зажатым в ней пером почти до земли. Другую руку он
столь же усталым жестом положил на подлокотник невидимого нам сидения
справа, готовый снова обратиться к сочинению положенной на импровизированный
стол рукописи очередного послания.
Этот старик некрасив и неуклюж; если он встанет, то пойдет с трудом,
сгорбившись. Его маленькое бледное лицо, окаймленное растрепанной белой
бородкой, совсем не соответствует широким плечам. Все говорит о его
физической слабости. Рембрандт изображает старого Павла полубольным
истощенным человеком. Сам Павел сообщает о себе, что он трижды молил
Господа, чтобы тот исцелил его. И трижды ответил ему Господь: "Довольно для
тебя благодати моей, ибо сила моя совершается в немощи".
Рембрандтовский апостол Павел - внешне безобразный старый иудей,
замечательный тем, что в нем живет таинственная, недосягаемая духовная
красота. Мы всматриваемся в его изумительно выполненное лицо. Орлиный нос,
черные густые брови, проницательный взгляд; усталость покидает Павла, в него
вновь проникает небесный огонь вдохновения, лицо все больше воодушевляется,
и, становясь из просто выразительного величественным, озаряется каким-то
внутренним сиянием.
И стол, и поставленная на него корешком к зрителю толстая рукописная
книга сильно затенены, в то время как свеча ярко озаряет утомленное
мучительными раздумьями, но полное величия, достоинства и духовного
благородства лицо апостола. Все средства художник подчиняет выражению
главного - большой духовной силы, внутренней просветленности человека.
И в сознании зрителя, хорошо знакомого с новозаветными текстами,
по-видимому, возникали упрямые и страстные слова апостола:
"Если я говорю на языках людей и ангелов, а любви не имею, я - медь
звенящая или кимвал бряцающий. Если я имею пророческий дар, и проник во все
тайны, и обладаю всей полнотой познания и веры так, что могу двигать горами,
а любви не имею, я ничто. Если я раздам все достояние мое, и предам мое тело
на сожжение, а любви не имею, то все это напрасно. Любовь великодушна,
милосердна, любовь не завистлива, любовь не превозносится, не гордится, не
бесчинствует, не ищет своей выгоды, не раздражается, не мыслит зла, не
радуется неправде, а сорадуется истине; она все покрывает, всему верит, на
все надеется, все переносит".
То же сочетание оригинальных высокохудожественных живописных приемов с
остатками чужих влияний проглядывает даже в самой лучшей из ранних
многофигурных композиций Рембрандта - картине "Симеон во храме", выполненной
в 1631-ом году, и ныне находящейся в гаагском музее Маурицхейс. Ее высота
шестьдесят шесть, ширина сорок восемь сантиметров. Пространственная
композиция этого небольшого, имеющего вертикальный формат, полотна
великолепна. Впервые в своем творчестве Рембрандт простирает хорошо видный
зрителю пространственный участок далеко в глубину, на десятки метров.
Правда, черты ученической незрелости еще ощутимы в некоторой
суховатости живописи, в излишней дробности композиции. Среди обилия
всевозможных оттенков горячего красного и пурпурного цветов неоправданно
попадаются красивые, но холодноватые голубые тона. Например, небесно-голубой
цвет - смесь чистого синего с белым - выступает в виде пятнышка одежды
коленопреклоненной Богоматери, изображенной внизу, на первом плане, в центре