"Феликс Ветров. Старая проза (1969-1991 гг.) " - читать интересную книгу автора Потом, когда очерк о Гузике почему-то застрял на "Эстафете", она
отнесла его "Новостям", но и "Новости" не спешили пускать его в эфир даже информашкой. Наташа дивилась, ругалась, в конце концов плюнула, забрала и напечатала в "Вечерке". Они поставили на полосу ту самую фотографию. Правда, фото отдали спецам-ретушерам, они выбелили глаза, и Гузик получился непохожим. Но у нее осталось не "исправленное" фото с черными белками - оно лежало в ящике стола. И каждый раз, выдвигая ящик, Наташе хотелось реветь от стыда. Примчались, и чего, спрашивается, примчались?! Стали лезть с этими идиотскими вопросами, слепить вспышкой... Черт возьми! Он хотел просто побыть со своими. Слишком близко от него прошла смерть. И свою и смерть двухсот десяти других людей он отогнал сам, своими руками. И оттого, что вот он здесь - большой, веселый, хоть и с кровавыми белками, но живой, не кусок обгорелого мяса, - счастливы были его друзья, и никого им не надо было, ничьих посторонних глаз. А она, спустя всего два часа после аварийной посадки Гузика - этого адского циркового трюка, - тянула, как умела, как учили ее на факультете, свою "золотую жилу". "Алексей Петрович... Алексей Петрович..." Ух, позерка несчастная! Какой же она была назойливой дурой... Очерк повис в воздухе. И хоть было ясно - плевать Гузик хотел на все очерки и репортажи, - ей впервые захотелось как-то оправдаться за задержку материала, дать знать, что она не трепачка, а "серьезный, ответственный товарищ". Она решила позвонить в аэропорт и сказать Гузику, будто ей что-то неясно, непонятно: из-за этого, мол, и нет передачи на экране. После долгих нудных выяснений - "что?", "кого?", "откуда?" - ей дали телефон штаба - Гузика? - прохрипела трубка. - Сейчас поглядим... так, так... Он в рейсе, будет седьмого. И через два дня без всяких диктофонов-микрофонов она приехала в Домодедово. Это был один из дней, когда Наташа чувствовала себя красивой, когда радовали взгляды прохожих и хотелось идти и идти, откинув голову, чтоб ветер трепал рыжие волосы, легко ступать, будто скользя над землей. И оттого, что она была "в форме", Наташа ничего не обдумывала, не прикидывала заранее, не искала слов. В "красивые" дни у нее всегда все ладилось. Они прибыли точно по расписанию. Белый самолет долго бежал по полю, скрывался и возникал в просветах между соснами, потом с приглушенным свистом выехал из-за каких-то унылых серых зданий. Подкатили и причалили трапы и вскоре из него стали выбираться крохотные человечки. Летчики спустились последними, они шли в расстегнутых, распахнутых плащах, помахивали портфелями, с веселой хищностью посматривая по сторонам. Она шагнула навстречу. Гузик приостановился, наморщил лоб, вспомнил... Потом, когда у них завертелось, Наташа часто показывала ему, какую гнусную рожу он состроил, увидев ее. И правда: он раскрыл с перепугу рот, глянул туда-сюда, будто собираясь смыться. Смыться было некуда, он мрачно сощурился: - Только, чур, пресса, никаких вопросов! Но летчики вдруг подхватили ее под руки и потащили с собой. И хоть видела она их только во второй раз, ей показалось, будто знает их всех |
|
|