"Феликс Ветров. Старая проза (1969-1991 гг.) " - читать интересную книгу автора

Все они долго не могли начать разговора, смущенно перебирали имена тех, кто
слал ему приветы и обещал навестить.
Конечно, потом это прошло, они разговорились, и панихидная скованность
первых минут разлетелась в дым. Но минутное оцепенение случалось с каждым из
друзей, входивших в его "каютку". О том, что с ним произошло, все, будто
сговорившись, деликатно помалкивали, и это было еще тяжелее. Марков понимал:
друзья молчат не только из жалости к нему, из простого людского
сострадания - конечно же, нет!
Этим проклятым взрывом он нанес удар им всем. И самый жестокий, самый
тяжелый - тому человеку, которого вспоминал не реже, чем сына и жену, -
своему учителю.
И хоть Марков отчетливо вспомнил, пока лежал с завязанными глазами,
каждый свой шаг в то утро - как подвел к трансформаторам силовое напряжение,
как разогнал насосы, как выставил на режим следящую автоматику и как
спокойно загудели обмотки магнитов, короче, произвел пуск строго и четко по
всем строгим правилам, - он так же отчетливо сознавал, что никогда уже не
сможет оправдаться перед профессором Борисом Александровичем Чижовым.
Да, ему вовек не оправдаться перед учителем.
И не только потому, что "ЭР-7" взорвалась в его руках... Марков должен,
обязан был сказать, но так и не сказал, что, к ужасу своему, все больше
сомневался в справедливости той основополагающей концепции, которая принесла
славу Чижову и стала краеугольным камнем всех исследований лаборатории.
Побоялся обидеть учителя? Или свято верил о его правоту, многократно
проверенную жизнью? Постеснялся?
А черт его знает, почему! Постеснялся идти к учителю со ссылками на
интуицию. Когда дело касалось не идей, а расчетов, Чижов интуицию свирепо
отметал...
А расчеты казались точными. И ЭВМ подтвердила.
Единственным доказательством того, что Марков прав, мог стать только
взрыв. И он ударил.
И вот он здесь, на этой койке, без глаза, не сегодня-завтра слепой. А
вина на профессоре, на человеке, который стал для Маркова... Да разве
отыскать слово, объясняющее, кем стал профессор Чижов для Маркова?
Он навсегда запомнил тот день, когда впервые вошел в аудиторию новый
профессор. Оглядел студентов, мгновенно останавливаясь глазами на каждом, и
вместо того, чтобы, как было обещано в расписании, читать общую теорию
газов, заговорил - о музыке.
Студенты поначалу переглядывались. Марков, никогда не любивший
разговоров не по делу, тоже, как и все в начале лекции, недоумевал: что же
записывать-то в толстую тетрадку, раскрытую на первой странице? Про Баха? Об
основах гармонии?
А профессор говорил, все больше увлекаясь, о непрерывном, полном
музыки, вечном движении материи, о сложных, как сплетения мелодических тем
бетховенских симфоний, связях физического мира... Марков так ничего тогда и
не записал в свою тетрадку и всю жизнь потом жалел об этом. Да и теперь
жалеет.
Потом, конечно, были и газы, и формулы, и практические занятия, но
профессор Чижов обо всем говорил совсем не так, как другие. И дело было даже
не в том, что каждое его слово необыкновенно свежо и весомо очерчивало
мысль, отчего она делалась рельефной и четкой. Дело было в богатстве