"Анастасия Вихарева. Повернуть судьбу вспять ("Дорогой Богов" #1) " - читать интересную книгу автора

Любка уже тоже не сомневалась, что ее подменили. Иначе тяжелую ее жизнь
никак не объяснить. Она невольно помечтала о своих родителях - других,
которые знать не знают, что они ей очень нужны. Разговаривали бы, вывели бы
вшей... она сунула руку в волосы, сковырнула с головы коросту, выкладывая ее
на бумагу. Две крупные и несколько штук мелких поползли в разные стороны. На
затылке волос не было, их срезали, чтобы зажили гнойные нарывы. Сначала
хотели налысо, но так слишком заметно. А когда-то, пока не родился Николка,
у нее была коса... желтая, цвета соломы. С заплетенной в нее оранжевой
лентой, завернутая в платок, коса лежала на чердаке. Ее обрезали, потому что
волосы запутались, расплести их не смогли. Было бы это сейчас, она бы,
наверное, расплела ее сама.
- Столченая она у тебя. Себе на уме... Разговаривает сама с собой...
Видела я, - пожаловалась злая тетенька.
И не с кем-то, а с вымышленными друзьями. Со зверями, с цветами, с
небом. Иногда с матерью... Будто не понимает! Нинка тоже разговаривает. Вот
была бы у нее такая же кукла, разве бы смогла на нее наговаривать? Любка
замерла, пытаясь успокоиться.
- Чего она у тебя там бумагу портит? - бросила насмешливо тетенька,
взглянув на лист, на котором она старательно выводила букву, которую видела
в книжке соседской девчонки, которая нынче собиралась идти в школу. Ей
купили и книжки, и портфель, и новое платье коричневого цвета, и два
фартука - черный простой и белый шелковый.
- Дрянь, чего опять там творишь?! Все ручки перетаскала...
От слов матери и тетеньки сердце сжалось. Руки свело судорогой, ручка
поехала неуправляемо, вжатая в бумагу, и треснула, переломившись. Буква
стала похожа на каракулю, которые рисовал маленький Николка. Мать выдернула
лист и вывернула руку, вытаскивая из нее обломки, взглянула с досадой, голос
ее стал злой и угрожающий. - Ой, ой, ой, вель в попе заиграла! Ну-ка, иди
вон отсюда, чего подслушиваешь?!
Она ткнула кулаком ей в голову. В глазах у Любки потемнело.
- Когда она что-то творит, меня такая злость берет, - пожаловалась
мать, - иногда даже боюсь, что убью когда-нибудь, - она с досадой вернулась
к Нинкиной матери, бросив на стол обломки.
Любка постаралась улыбнуться - упасть лицом в грязь перед злой
тетенькой не хотелось. Что плохого она сделала ей? За что невзлюбила ее?
И мать...
Покорно согласилась, принимая ее сторону, как будто не вымыла она вчера
полы, не рисковала жизнью, помогая ей загнать барана в стайку, не принесла
полное лукошко черемухи...
Поступок матери показался ей оскорбительным до глубины души. Слов не
было, только боль, которая сдавила внутренности, как кол, разрывая сердце.
Но улыбка вышла кривая. Начинался приступ. Как всегда, когда она видела, что
мать настраивают против нее. На приступы Любка давно не обращала внимания,
лишь отмечая, что начинаются они, когда ей больше всего хотелось, чтобы
выглядела она не хуже той же Нинки. Ее почему-то любили все, даже мать,
которая жалела, что она ее дочь, а не Нинка. Больно было от слов.
Она бы заплакала - но глаза остались сухими. Плакать получалось, только
когда оставалась одна.
Ударившись в косяк, будто ее швырнула неведомая сила, на
подкашивающихся ногах Любка выскочила во двор, с ненавистью глядя на свои