"Секст Аврелий Виктор. О Цезарях " - читать интересную книгу автора

применяя ни одного грубого выражения, какие весьма охотно допускают другие
историки, хотя бы Scriptores Historiae Augustae. Так, например, в главе о
Гелиогабале он довольствуется такой весьма выразительной фразой: "Более
нечистой, чем он, не была даже ни одна распутная и похотливая женщина, ибо
он выискивал во всем свете самых отъявленных распутников, чтобы смотреть на
их искусство разврата и самому испытать его на себе" (XXIII, 1).
К числу порочных принцепсов он относит многих правителей III в., и из
поздних, как уже упоминалось, особенно сурово отзывается о Максенции. Самым
веским в его глазах основанием для характеристики правителей служит все же
их личная нравственность. Очень редко осуждает он императоров как негодных
правителей. Только один раз он резко отзывается об Опилии Макрине и его сыне
Диадумене, продержавшихся у власти 14 месяцев. Осуждающая характеристика
дана еще Галлиену не только за разврат, но и за его пагубную для Империи
политику. В главу о Филиппах, отце и сыне, он вставляет пространное
рассуждение на эту тему. Филипп-отец пытался законом оградить юношей от
распутства. Аврелий вспоминает по этому случаю "этрусское искусство"
(по-видимому Фесценнины), с его картиной вольных нравов и наслаждения
жизнью, и говорит: "Я определенно думаю, что они (этруски В. С. ) в этом
заблуждаются: в самом деле какая бы ни была удача в делах человека, кто же
может быть счастлив (fortunatus), лишившись целомудрия? (Наоборот), сохранив
его, он легко переносит все остальное" (XXVIII, 9). Всех отрицательных
правителей Аврелий называет тиранами.
С другой стороны, характеризуя "положительных" монархов, он находит
много оснований для их восхваления и называет их вплоть до IV в.
принцепсами.
Если оставить в стороне Августа, глава о котором крайне лаконична, то
особенно много похвал Аврелий уделяет таким правителям, как Веспасиан,
который, оказывается, заслужил избрание от своих солдат достойной личной
жизнью, а ставши императором, поразил всех своей мягкостью,
снисходительностью к своим врагам, уважением к сенату (IX, 5). Эти же мотивы
историк повторяет в главе о Диоклетиане, где он добавляет еще такие слова:
"ибо нас радует, когда нами правят кротко и мягко и когда установлен бывает
предел изгнаниям, проскрипциям, а также пыткам и казням". (ХХХIХ, 16). Нерву
наш историк прославляет за его скромность и сдержанность, почему он и
призвал Траяна к участию в управлении государством (XIII, 3). Траяна Аврелий
восхваляет за его личные качества, за успешное ведение войн и за внутреннее
управление, в частности за разрешение вопроса о снабжении хлебом Рима, за
восстановление и укрепление коллегии хлебопеков (XIII, 5).
Образ Антонина Пия дан Аврелием как бы в эпическом плане. Им изображена
сцена, в которой престарелый Адриан, утративший вследствие избиения
сенаторов свой авторитет, созвал сенат для избрания себе преемника, и при
этом неожиданно (forte) {224} увидел Антонина, рукой поддерживавшего своего
медленно шагавшего тестя. Вот это-то зрелище сыновнего благочестия дало
основание для провозглашения Антонина цезарем, а после смерти Адриана
августом (XIV, 10-11). Марк Аврелий удостаивается восхвалений не только за
свои личные качества и успехи на войне, но и за занятия философией. Ему
Аврелий Виктор приписывает, несомненно ошибочно, распространение на всех
жителей прав римского гражданства (XVI, 10).
Причастность самого историка к научным занятиям, которые и выдвинули
его из неизвестности, научила его высоко ценить людей науки. Поэтому он с