"Энрике Вилла-Матас. Такая вот странная жизнь " - читать интересную книгу автора

довольно долго, а я с терпением святого мученика повторял букву за буквой.
- Полковник всегда думал о бромистых соединениях, - сказал Риверола.
- Я ничего, абсолютно ничего не запомнил, - ответил я.
- Так запомните: они работают без перерыва на Морской.
- Потому что у них двусторонние береты.
- Точно, - сияя улыбкой, сказал Риверола. - Прощайте, друг мой.
Счастливого пребывания в Лиссабоне.
- Я тихонько войду в парикмахерскую, - ответил я в попытке поразить его
на ходу выдуманным паролем. - Или мой отец. Ведь я помогал ему измерять
расстояние между аптеками.
- И пусть вас побреет Игорь Смуров, - ответил он после короткой паузы.
Этим новым паролем мне наконец-то удалось сразить его наповал. Он
остолбенел.
- Ладно, прощайте, - сказал он, чуть помолчав, и стал спускаться из
вагона.
- Прощайте, - сказал я, уже сойдя на перрон. - Вы, конечно, заметили...
- Это еще один пароль?
- Нет. Вы заметили, что мы с вами, то есть вы и я, очень похожи?
- Только нос, один только нос, - ответил он, недоверчиво меня оглядев.
И пошел прочь.
А я стоял на перроне и думал: не двинуться ли мне следом? Я видел, как
он удаляется уверенным шагом. А я стоял на перроне и думал о том, как все
странно сложилось, и о том, что недоверчивость и подозрительность - по сути
и есть язык шпионов, и, возможно, именно поэтому разговоры между ними
кажутся такими нелепыми и загадочными и напоминают пароли.
Вечером во время выступления на улице Верди я расскажу историю
Риверолы. Так я решил, сидя в одиночестве. Потом я вообразил, как сегодня же
в половине седьмого буду шагать вниз по улице Дурбан, направляясь читать эту
свою проклятую лекцию. Улица Верди находится совсем близко от моего дома - в
районе Грасиа. Улица Верди тянется параллельно улице Дурбан. Если я все
правильно рассчитал, мне понадобится не больше десяти минут, чтобы добраться
до лекционного зала. И, скорее всего, я войду в зал самым первым, и на лице
моем застынет выражение неподдельного интереса, словно вовсе не я должен тут
что-то рассказывать, а тот, кто появится следом за мной, я же буду сидеть и
слушать. Я пойду туда в пальто, из-под него будет выглядывать рубашка с
бабочкой - совсем как у Пессоа, будто я, как и он когда-то, тихонько вхожу в
лиссабонскую парикмахерскую.

Вечером во время выступления на улице Верди я расскажу историю
Риверолы, а потом перейду к рассказу о том, как ребенком шпионил - испытывая
глубокую и острую душевную боль - за отцом, тайком подглядывал за его
переживаниями. Я перенесусь в сонную пору своего послевоенного детства,
когда - как только что упомянул, использовав этот факт в качестве мнимого
пароля, - я нередко отправлялся с отцом в верхнюю часть Барселоны, где он с
помощью истертой сантиметровой ленты измерял тротуары, чтобы определить, на
каком расстоянии от каждой из двух ближайших аптек ему выгоднее втиснуть
свою аптеку, на которую ему одолжил денег щедрый родственник.
Измеряя тротуары, он с невыразимой печалью наклонялся к асфальту. А
наклонялся он так часто, что в конце концов зародилась некая связь между ним
и потаенным, вечно загадочным подземным миром. В итоге бурная и неведомая