"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора

у него взревел.
- Хотел бы я знать, - крикнул Пронякин, - как бы я иначе сделал лишних
семь ходок? Виноват я, что у вас такие дурацкие нормы?
- Нормы не я устанавливаю, - сказал Мацуев и отъехал.
Пронякин сплюнул на обочину и поехал тоже, круто набирая скорость. Он
не мог и не хотел думать о том, чтобы смириться и отдать то, чего уже
достиг.
В этот день он все-таки вытянул норму и даже сделал две ходки сверх
нее.
Это было еще не то, о чем он мечтал, но он знал, что остальное решат
другие минуты, которые он непременно выиграет тоже, если приучит Антона не
валять дурака и насыпать ему груз по центру кузова и если все-таки рискнет
раз-другой обогнать кого-нибудь на спуске.
- А ты, как я погляжу, лихой! - сказал ему Мацуев, когда они почистили
и помыли свои машины и поставили их в гараж. Он сказал это не то осуждающе,
не то восхищенно. - Ездишь, как бог, всех обдираешь.
- Тем и живем, - ответил Пронякин, медленно возвращаясь от своих
мыслей. - Не возражаешь?
- Ишь ты, - сказал Мацуев, не улыбаясь.
Остальные промолчали, искоса поглядев на Пронякина. Они медленно брели
в поселок по бетонке, на которую уже легли оранжевые пятна заката.
Поселок лежал на холме, за мостком, брошенным через крохотную,
заблудившуюся в камышах речушку. Он был точно кем-то аккуратно впечатан,
вместе с разноцветной коростой крыш, в обширную бугристую лысину посреди
молодого леса. Над крышами летали голуби, где-то, ровняя новую улицу,
стрекотал бульдозер, и предвечерними голосами перекликались женщины, звавшие
детей.
- Я жить никому не мешаю, - сказал Пронякин полушутя, полусерьезно. -
Каждый может, как я. Разве нет? А не может, кто ж ему, бедному, виноват?
Что-то исчезло из тех, первых, минут знакомства с ними. Он не любил,
когда это исчезает слишком быстро.
- Оно так, - неопределенно ответил Мацуев.
- А все-таки, ежели кой-кто невзлюбит, не опасаешься?
Пронякин вдруг ясно увидел себя, как он круто сворачивает у них перед
носом, а вслед ему несутся гудки и ругань. Конечно, он заставлял их
нервничать. Особенно когда висел на подножке, повернувшись лицом назад.
- Ничего, прилажусь, - сказал он устало и примирительно. - Никто в
обиде не будет.
- Поскорей бы, - усмехнулся Мацуев. - А то ненароком сшибешь кого или
сам в кювет угодишь.
- Мне же хуже.
- А отвечать? - спросил Мацуев. - Папа римский? Мацуев будет отвечать.
Они перепрыгнули канаву и пошли лесной тропинкой, срезая поворот. По
этой тропинке, широкой и вытоптанной до твердости асфальта, ходили на рудник
и летом, и зимой. Она уже забыла, когда на ней росла трава, но ветки кустов
были целы, хотя люди постоянно задевали их.
- Вот когда я в пожарной команде служил... - начал вдруг Косичкин.
- Слыхали, - сказал Федька. - Руки привязывал?
- И совсем про другое. Был, значит, начальник у нас... Михаил
Денисыч... Взял, идиот, и выиграл "Москвича". Про него даже в газете