"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора

написали: "гр. Эм Де Семенов, обладатель крупного выигрыша, явился в наш
магазин". Слава, конечно. Но, между прочим, на следующей неделе я его в
больницу отвез. Раз это у него на спидометре сто сорок написано, значит он
тебе должен такую скорость всему городу продемонстрировать. Иначе зачем же
ему "Москвич"? И в газете зачем писали? Ну и, понятное дело, на столб
налетел. Мне-то, конечно, нетрудно в больницу свезти. Пожалуйста, с дорогой
душой! Но почему же обязательно на столб? Разве нельзя так, чтобы, например,
столб у тебя справа стоит, а ты его объезжаешь слева? Или наоборот.
- Что ты плетешь? - спросил Федька.
- Я не плету, - обиделся Косичкин. Желтое лицо его потемнело от
возмущения. - Ты шкет против меня, понял? Как ты можешь мне грубить?
- Да при чем тут столб?
- Сам ты столб. Я не про столб. Я про жизнь. Столбов много, а жизнь
одна. Я в войну генерала возил - очень храбрый такой был у меня генерал,
Героя получил за Днепр. И сам я тоже был малый шухерной, не то что теперь,
мне тогда и двадцати не было. А все же, как налет или так что-нибудь
побрякивает, так мы с ним, понимаешь ли, в щельку спрячемся и - дышим.
"Петя, говорит, очень я жизнь люблю и тебе советую". Н-да, но под Веной
все-таки убило его... Вот, вот, гляди, ящерка побегла. Ать, стервоза, как
извивается! Думаешь, она жить не хочет? Хочешь, а? - спросил он ящерицу.
Маленькая зеленая ящерица взлезла ветвистыми лапками на сучок и
замерла. Едва заметно пульсировала ее чешуйчатая салатная шейка. Косичкин
выпрямился и шагнул к ней. Она тотчас юркнула в сухие листья.
- Нервная, - сказал Косичкин. - Но, между прочим, хвост она тебе
спокойненько отдаст. Ей красоты не жалко. Второй-то у нее похуже будет.
Н-да, ловко это природа придумала, а? А вот и не очень. Второй хвост она ей
придумала, а вторую жизнь - нет... Вот оно как, дорогой мой Витя.
- А он-то при чем? - спросил Выхристюк.
- Он знает, - сказал Косичкин. - Он водитель добрый, а что ни дальше,
то все лучше будет. А вот сегодня я его чуть не обругал, даже самому
противно стало. Ну ладно бы я еще пешего дуралея ругал, а то ведь своего же
брата шофера. Это уже драма. Тут, Витя, есть о чем подумать. Ты хочешь
работать физицки напряженно? Я тебя понимаю, сам был молодой. Ну и работай
физицки напряженно, только на крьше не виси, когда тебе самое верное в
кабинке сидеть да глядеть в оба. Себе же спокойнее будет и другим. Потому -
что такое шофер? Целый день - сплошные нервы.
Солнце опускалось все ниже и вдруг сошло за деревья. Лес наполнился
длинными тенями и солнечным туманом, за которым не видно стало поселка. Но
выше были удивительно ясно видны порозовевшие облака и узкая фиолетовая
полоска неба. Лес как-то сразу притих, и стал слышен шорох шагов.
- Красотища какая! - вздохнул Выхристюк. Он искренне страдал и морщил
лоб в продолжение всего разговора, который был ему явно в тягость.
- И дышится легко-легко. Так бы всю жизнь дышал, аж до самой смерти!
- Нравится? - спросил Косичкин. - А зачем же тогда с ума-то сходить?
"Руда! Руда" Ну, что же руда? Оно, конечно, всякому приятней железо возить,
чем пустую породу. Вот и в человеке оно есть, железо, уж не помню,
сколько-то процентов. А все-таки зачем же нервничать? Если, скажем,
предназначено ей, рудишке-то, в пятницу появиться, так она же все равно в
понедельник тебе не покажется. Ну и ради Бога! Неужели же из-за этого жизнь
себе портить? Вот врачи говорят: один день нервности целый месяц жизни у