"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора

вслушивался в его двигатель. Меняйло суровым и неподвижным взором уставился
на медведя, отирая руки промасленными концами. Мацуев искоса поглядел на
Пронякина и сунул голову под задранный капот.
От гаража Пронякин ехал последним. Он мог обойти их перед карьером, но
не хотел пока что мозолить им глаза. Все равно он возьмет свое с первой же
ходки. "И черта с два меня тогда прижмешь, - подумал он спокойно и
беззлобно. - Руки будут коротки. Главное-то было прилепиться, а уж не
отлепиться я как-нибудь сумею".
Он сделал три ходки и стал делать четвертую, когда вдруг начало
моросить. Он увидел дрожащие извилистые потеки на запотевшем стекле, и у
него упало сердце. "Теперь все, - сказал он себе. - Теперь они тебя на
трехосных обдерут запросто". Но, подъехав к карьеру, он с удивлением
разглядел всех своих на пустыре у выездной траншеи. Они как будто и не
собирались возвращаться в карьер. Самосвалы выстраивались в шеренгу, сминая
траву облепленными глиной скатами.
Пронякин остановился и высунулся под мелкий дождь.
- Неужто опять взрывать собрались?
- Дождик, не видишь? - сказал Федька. Он вытащил из-под кабины лопату и
стал соскребывать рыжую глину с покрышек.
- Ну и что - дождик?
Мацуев, не глядя на него, вытянул руку вперед и пошевелил толстыми
пальцами.
- А то, что не потянет машина по мокрому. Вылазь, загорать будем.
- И долго?
- Про это в небесной канцелярии спроси.
- Ну, а посыпать чем-нибудь нельзя? Гравием, цебнем. Пес его знает чем,
хоть солью.
- Посыпали. Не помогает. Сам же глины с нижних горизонтов навезешь.
- Так, - сказал Пронякин. - Так. Значит, актировать будем день? Как бы
вроде по бюллетеню?
- Значит, актировать, - сказал Мацуев. - Пятьдесят процентов
гарантированных - твои.
- Выходит, двадцать один рублик...
- Выходит, так.
Пронякин поставил свой "МАЗ" последним в ряду и надел ватник. Он стоял
у дороги и тупо смотрел, как подходят самосвалы других бригад. Молчаливые,
угрюмые водители ставили машины во второй, в третий, в четвертый ряд и
вылезали, заглушив двигатель. С этой минуты дождь переставал для них
существовать. Он был страшен только машинам, грозным, свирепым машинам, этот
мелкий, как стая мошки, дождик.
Пронякин медленно побрел к конторе. Последние самосвалы поднимались из
карьера, тяжело урча и буксуя, и виляли задом, как гарцующие жеребцы. А на
крыльце конторы одни уже забивали козла, а другие молча жевали, расправив
газеты с кусками хлеба и колбасы или с крутыми голубоватыми яйцами и
помидорами, уставясь в грязь перед собою пустым, неподвижным взглядом.
- Присаживайся, - сказал Мацуев. - Ничего, привыкай.
-- Я привыкаю, - ответил Пронякин.
Он сидел, сгорбившись, сунув руки под ватник, на лбу у него пролегла
напряженная складка. Мацуев поднялся и отсел к игрокам. Они стучали
костяшками по мокрым доскам крыльца и негромко покрикивали: