"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора Антон вылез и, подойдя, покачал с сомнением головой.
- Может, отсыплешь все-таки, Витя? - Ни грамма! - сказал Пронякин. - Ничего, зато сцепление лучше. - Лучше-то лучше, - сказал Антон. - Но уж если поползет... Он посмотрел вверх, на петляющую дорогу, и на миг Пронякину стало страшно. - Да, уж если поползет... Ладно, не ворожи. Доеду. Зато уж какого гвоздя мы им воткнем! - Тихо как, - сказал Антон. - Все куда-то попрятались. Хоть бы речу кто-нибудь толкнул, что ли... Дождик все накрапывал, и Пронякин сказал: - Валяй в будку, Антон. Простудишься. - Лирик ты, - сказал Антон. - Есенин... Завтра погуляем, а? В кинишко сползаем. Чего-нибудь, наверно, хорошенькое привезут. - Наверно. Пронякин сел в кабину. Антон не выдержал, пошел рядом с машиной и вскочил на подножку. - Не надо, Антон, отстань, застишь мне только свет, - сказал Пронякин. - Я сам повезу. Понимаешь, мне надо, чтобы я сам привез... - Ладно, - рассмеялся Антон, соскакивая. - Сам так сам. Покличь там напарничка моего, пускай сменит. А то не евши который час сижу. -- Покличу, - сказал Пронякин. Когда он уже отъехал немного, Антон закричал ему вслед: - Лопата у тебя есть? - Есть. - Скользит, проклятая. - Полежишь миллион лет, не так заскользишь, - сказал Антон. - Скажи там, пускай бульдозер пришлют. - Скажу! Он ехал - нога над педалью тормоза, а другой он выжимал до предела подачу топлива, а руки вцепились в баранку и лежали на ней локтями. Отчаянно буксуя, виляя задом, машина взяла первый подъем. Он вздохнул облегченно и почувствовал, как жарко его спине и лицу. - Тяжела! - сказал он себе и опять устрашился этой глины, свинцово-голубой и скользкой, как раскисшее мыло. - А ничего не тяжела! Сукин ты сын, Пронякин, - сказал он громче, чтоб подбодрить себя и машину. - И больше ничего! И снова он выжал педаль подачи топлива, упершись плечами в спинку сиденья, и быстро переключил скорость. Стрелка спидометра дрогнула и поползла - так медленно и напряженно, точно это она и тащила перегруженную машину. Он призвал к себе на помощь все мужество и злость, все свое отчаянное умение и лихость шофера, исколесившего много дорог, бравшего много подъемов. Он хотел бы все это передать теперь машине, от которой он ничего не мог потребовать, а мог только просить: - Ну, еще немножко, милая! Ну вот, ты же умеешь, в тебе же силы столько. Ну, не дрожи, не раскисай, не бойся, ведь руду везешь!.. Он повернул, стараясь держаться ближе к склону, и опустил руку на рычаг, чтобы притормаживать двигателем, если машина покатится назад. Но все обошлось, и он вздохнул облегченно, взобравшись на третий горизонт. Тогда он |
|
|