"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора - ... о чем я вас прошу... Это замечательный парень... мы завтра о нем
в газете... Он верил больше всех... и даже меня, которому... по должности... - Мне это решительно все равно. - Второй голос был высок и четок. - Имеет ли он пять благодарностей от министра или десять выговоров в приказе. Меня просить не надо. Хлопнула дверь внизу, и Хомяков, наверное, остался один. Слышались его чавкающие длинные шаги. Потом они захлюпали к машине, и Хомяков спросил кого-то, наверное водителя: - Ну, как думаешь?.. Но что думал водитель, Пронякин уже не слышал, потому что машина заворчала и отсветы фар исчезли с потолка. В соседней комнате возникла поспешная суета, и откуда-то взялся голос маленькой седой врачихи, которая перевязывала Пронякина с помощью сестры. Ему было тревожно и страшно, вместе с надеждой к нему опять подступила боль, и он бы, пожалуй, согласился, если б оставили его в покое. Врачиха быстро просунула руку и включила свет, пропуская вперед приезжего хирурга. Он ступал мягко, должно быть надел поверх ботинок войлочные шлепанцы, и сестра завязывала на нем тесемки халата, который был для него тесен. Он морщился и дергал плечом. Он был высок и толст, под халатом обозначалось мягкое брюхо. Не поглядев на больного, он вытянул руки вперед, и врачиха с сестрой засуетились снова. В больнице не было водопровода, его не было еще во всем поселке, и сестра поливала на руки приезжему из эмалированной кастрюли над тазом в углу. Вытирая пальцы, он подошел к постели Пронякина и молча уставился на него. плечо врачихе. Она этого даже не заметила. Он присел на койку. - Вы говорите, пятый и шестой? - Пятый и шестой, - подтвердила врачиха. Она, вероятно, гордилась немножко, что у нее в практике такой тяжелый случай. - Глаз тоже поврежден? - спросил хирург. Он еще не прикасался к Пронякину. - Глаз, к счастью, не поврежден, - ответила врачиха. - Что же ты так, милый? - спросил хирург и, поморщившись, посмотрел на люстру. - Ну-ка, помогите мне. Втроем они сняли с Пронякина одеяло, стащили грелки и бутыли с теплой водой и перевернули на живот. Он зажмурился и стиснул зубы. Он не знал, сколько это продолжалось - минуту или час, потому что сразу же зарычал и провалился в лиловую пустоту, как только чьи-то пальцы вошли между фанерным щитом и его затылком. Но даже из пустоты он чувствовал прохладные и неловкие пальцы сестры, торопливые и мягкие прикосновения старой врачихи и сильные пожатия толстых пальцев хирурга. Но странно, именно эти сильные пожатия причиняли меньше всего боли. Точно боль страшилась этих пальцев и бежала от них. Когда он очнулся, он опять лежал на спине, и хирург смотрел на него. Пронякин видел его одним глазом и не знал, далеко ли он сидит. - Что же ты, милый? - опять спросил хирург. Пронякин виновато вздохнул. Глаз ему застилали слезы. - Так вы говорите - пятый и шестой? Правильно, - сказал хирург. - Правильно, черт возьми. |
|
|