"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора

подумав, добавляет: "А впрочем, черт его знает..."
Двадцать четыре года спустя я точно знаю - не станут.
Участь Пронякина тогда представлялась отчасти и жалкой: ну можно ли
ставить голову на кон ради ковша руды, пусть даже и самой богатой в мире,
пусть даже и первой на всей Курской Аномалии? И отчего с такой страстью
прилепился он к развалившемуся "мазику"? И что хорошего нашел в убогом
проплеванном Рудногорске, с которым бесповоротно связал свои надежды и
планы? Теперь, когда на какой-нибудь БАМ или КАМАЗ гонят по спецнабору,
заманивают двойными и тройными окладами, апельсинами и дубленками, та участь
кажется мне даже величественной. И я спрашиваю себя: неужели такое было?
Разве могло быть?
Но ведь нашему народу немного и надо. Посвети ему солнышко благих
перемен, повей ему только запах свободы, исполнись для него хоть одно из
обещаний и обещаний и обещаний, хоть малое послабление от нескончаемых
тягот, - и вот уже энтузиазм, и песни на вокзалах, и поезда увозят
романтиков осваивать азиатскую целину или Алтайские горы, и люди так просто
ломают себе карьеры и шеи, мечтают о новых городах, построенных своими
руками, засыпая у костров и кормя собою таежного гнуса.
Но - "единожды солгавши, кто ж тебе поверит". Так - после сталинского
великого ГУЛага - можно было поступить с народом только раз. Вторично
обманутая вера - уже не воскреснет. В эти двадцать четыре года как раз
уложились: закат хрущевской нервической реформации, тупая и медленная
брежневская давильня, андроповская опричнина и судорожные его довороты гаек
с давно сошедшей резьбой, теперь - безличностное монгольское царствование
Черненки... Радетели наши вдоволь и всласть потрудились на ниве народолюбия,
чтоб истоптать робкие подснежники до корней, вытравить всякую поросль, все
синенькое и зелененькое сделать одинаково серым. Никак не устанут они
совершенствовать человеческую породу, добиваясь немыслимого - чтобы и
личностей не было, и великая держава была, и подвиги совершались. И все
кажется им - достаточно только вырезать "фрондирующий элемент", и остальное
- уладится. Но ничего безнаказанно отторгнуть от тела нации нельзя. Когда из
Москвы гонят в бессудную и бессрочную ссылку неугодного академика, а
где-нибудь в Сызрани или Хабаровске кривая алкоголизма еще набирает
крутизны, в этом не видится никакой связи, но почему-то оба эти процесса
происходят одновременно... И вот нелепый энтузиаст Пронякин глядит на меня
точно с другого берега - живым анахронизмом, вехою времени, отлетевшего
навсегда.
Однако ж "Большая руда" - не только иллюзия, она еще и трагедия, а
значит - и некое предвидение, прозрение. И в этой связи по меньшей мере два
неосновательных представления об этой повести я хотел бы здесь оспорить.
Одно из них состояло в том, что судьба ее в СССР сложилась более чем
благополучно, что она стала бестселлером, т. е. издавалась многократно.
Действительно, переведенная на 17 языков, поставленная в кино, в театре, на
радио, на телевидении, удостоенная 120-ти статей и рецензий, бессчетно
упоминаемая, эта повесть, казалось бы, и не могла иметь другой судьбы.
Однако, не считая публикации в "Новом мире", она издавалась всего дважды, с
разрывом в десятилетие, тиражами вовсе не колоссальными для самой читающей
страны мира... Все же власть предержащим не откажешь в проницательности:
спинным ли мозгом, или гипоталамусом, они чувствовали - что-то там было "не
то". Самые доброжелательные не понимали, почему герой погибает, и требовали