"Михаил Васильевич Водопьянов. Полярный лётчик " - читать интересную книгу автора

двигателя.
Делать это становилось всё трудней и трудней. Наш "склад" деталей
катастрофически уменьшался. Всё, что можно было снять со старых, негодных
моторов, уже было использовано. А нужны были то шатуны, то поршни, то
клапаны, а главное, часто ломались пружины.
Три боевые машины стояли у нас в бездействии из-за отсутствия нужных
запасных частей.
А колчаковцы передвигают войска, готовясь, как видно, к решающему
штурму Екатеринбурга. Нужно чуть ли не каждый час вылетать на воздушную
разведку, а тут машины одна за другой выходят из строя.
Где взять детали? Над этим ломали головы и командование
авиационно-разведывательного отряда и все механики, в том числе и Силов. Он
был мотористом самолёта, на котором летал Шадрин. На плечах серой офицерской
шинели этого лётчика светлели полоски от недавно снятых погон, а фуражку
украшала огромная, вырезанная из красной материи звезда. Шадрин никаких
особых подвигов в нашем отряде не совершил, но был всегда дисциплинирован и
исполнителен. Возвращаясь с разведки, он обычно доставлял подробные сведения
о противнике. К тому же Шадрин был заправским оратором и с завидным
красноречием выступал на всех собраниях и митингах, а они у нас бывали чуть
не каждый день. Его у нас почему-то не очень любили, но уважали.
Двухместный французский старый "Вуазен", на котором летали Шадрин и
Силов, был в числе трёх машин, не способных подниматься в воздух.
Лёша обшарил всё небольшое кладбище самолётов, но так и не нашёл нужных
для мотора "Вуазена" пружин и клапанов. Он долго и мрачно шагал по
аэродрому, наконец не выдержал и пришёл к командиру отряда.
- Отправьте меня в Сарапул! - попросил Силов без всякого предисловия.
- Почему? Зачем в Сарапул? - удивился командир.
- Там самолётов побитых уйма. Сам видел, когда к вам добирался. Сниму с
них всё, что нам нужно... Только выдайте мне наган да мандат подлиннее...
- Постойте, постойте, - перебил его командир, - а ведь это неплохая
идея! А как вы туда доберётесь?
- На перекладных, - коротко ответил Лёша.
- Одного я вас не пущу, - сказал после недолгого раздумья командир.
- Я с ним поеду! - решительно произнёс случайно присутствовавший при
этом разговоре Шадрин. - Всё равно сейчас мне здесь делать нечего...
Они вернулись дней через пять. На аэродром торжественно въехала телега.
Громыхало железо в мешках. Шадрин плёлся сзади, а Силов, помахивая кнутом,
горячил еле плетущуюся костлявую лошадёнку.
Ему, как видно, хотелось "с шиком", рысью подъехать к штабной палатке,
но ничего из этого не получалось.
Лёша громко пел свою любимую частушку:
Высоко на самолёте
Увидала милого.
Кинул белую записку:
"Я воюю, милая".
Мы окружили телегу:
- Что привёз, Сибиряк?
- Богатство.
- А где рысака добыл?
- Реквизировал.