"Криста Вольф. Размышления о Кристе Т " - читать интересную книгу автора

грозит привести ее в соприкосновение с той мрачной стороной жизни, от
которой она вечно силилась уйти...
Но об этом будет поведано в свое время и по возможности бережно, потому
что мертвые очень уязвимы, и это понятно. То, о чем может поведать живущий,
пока он жив, могло бы окончательно умертвить мертвого: легковесность. Вот
почему нельзя, как ни жаль, придерживаться фактов, к которым примешано
слишком много случайного и которые мало о чем говорят. Еще трудней отделить
то, что знаешь наверняка, и установить, с каких пор; что открыла мне она
сама и что - другие; что добавило ее наследие и что оно же скрыло; что надо
выдумывать во имя правды, во имя того образа, который уже порой является мне
и к которому я приближаюсь с величайшей осторожностью.
И тут дороги, по которым мы действительно прошли, начинают смешиваться
с нехожеными, и тут я слышу слова, которых мы никогда не говорили, и тут я
вижу ее, Кристу Т., какой она была наедине с собой. Возможно ли это?.. Годы,
вновь встающие передо мной, - это не те же самые годы, свет и тени еще раз
мешаются на нашем лице, но лицо остается невозмутимым. Разве это не
удивительно?

3

Мы разучились даже верить в чудеса.
Напротив, мы рассчитываем на помощь случая. У кого в минуты величайшего
смятения хватило бы духу сказать: именно так, а не иначе? Порой, в давно
знакомом окружении мы способны вдруг поднять голову и оглядеться по
сторонам: ах, так вот куда меня занесло...
На доске в большой аудитории была написана метрически расчлененная
стихотворная строка: "Нам повсюду зима повредила..." Отнюдь не огненные
письмена, не знамение, и во мне ничто не шелохнулось. Я слушала докладчика,
он был в синей рубахе, веснушчат и рыж, и с величайшим пылом говорил о
детской площадке, которую обязался построить наш факультет. Нет, меня не
пронзило током, я не испугалась и не усомнилась. Я увидела: передо мной
сидит Криста Т. Я могла бы коснуться рукой ее плеча, но я не сделала этого.
Это вовсе не она, уговаривала я себя наперекор твердому знанию, ибо именно
ее рука писала что-то у меня на глазах. Когда она вышла из аудитории, я не
встала и не окликнула ее. Я говорила себе: если это она, я теперь буду
видеть ее каждый день. Достойно удивления, но я не удивлялась, и волнение,
которого я ждала, тоже почему-то запаздывало.
Если это действительно она, - боже мой, конечно же, она! - мне
хотелось, чтобы она первой меня узнала. Я понимала, что за семь лет при
желании можно позабыть много имен и лиц. Мы тогда строго обходились с нашими
воспоминаниями.
И вдруг мы неожиданно лицом к лицу столкнулись с ней в узком проходе
универсального магазина. Одновременно и непроизвольно на наших лицах
выразилось узнавание. Она - это была она, и я - это была я. И она не
скрывала, что узнала меня еще на собрании. И то, что мы не стали спрашивать
друг друга, почему мы заговорили только здесь, только сейчас, тоже было
первым знаком старого или уже нового доверия.
Мы вышли из универсального магазина и медленно побрели по еще мало мне
знакомым улицам Лейпцига в сторону вокзала.
Воскресение из мертвых. Если есть на свете чудеса, это было одним из