"Криста Вольф. Кассандра" - читать интересную книгу автора

Калхас-прорицатель? Анхиз вернулся стариком, а Калхас вообще не вернулся.
Речь шла о сестре царя, Гесионе. "Гесиона, - сказал мой отец Приам в
совете и придал своему голосу плаксиво-патетическое звучание, - Гесиона,
сестра царя, в плену у спартанца Теламона, ее похитившего". Члены совета
были озадачены. "Так уж в плену, - насмехалась Гекуба. - Похищена. Все-таки
она в Спарте не жалкая рабыня. Если нам правильно сообщили, этот Теламон
женился на ней и сделал ее царицей. Или я неправа?"
"Не в этом дело. Царь, который не делает попыток отвоевать похищенную
сестру, теряет лицо". - "Ах так, - отрезала Гекуба. - Тогда нечего больше
публично сетовать". Они спорили в ее мегароне, и, что было хуже всего, отец
отослал меня. Его противоречивые чувства передались мне, уплотнились,
сгустились и, казалось, расположились под ложечкой - вибрирующее напряжение,
которое няня научила меня называть "страхом". "К чему столько страха,
доченька? У ребенка слишком сильное воображение".
Флажки, кивки, ликование, искрящаяся вода, сверкающие весла - их
пятьдесят, отметили дворцовые писцы, которые только и умели считать на
глиняных табличках. Отправлялся второй корабль. Подзадоривающие выкрики.
"Сестра царя или смерть!" - кричали остающиеся тем, на палубе корабля. Около
меня стоял Эней и кричал своему отцу: "Гесиона или смерть!" Я испугалась, но
знала, что пугаться нельзя. Эней действовал в интересах царского дома, к
которому я принадлежала, когда ради чужой женщины, по случайности сестры
царя, желал смерти своему отцу. Я подавила свой ужас и принудила себя
восхищаться Энеем. Тогда возникли во мне противоречивые чувства. И в Энее
также, он мне потом сказал. Он сказал мне, что эта чужая женщина, чем дольше
длилась затея с ее возвращением, становилась ему все безразличнее, даже
ненавистнее, а тревога за отца росла. Как могла я это знать? Тогда это
случилось, да, тогда: сны, в которых являлся мне Эней, а я испытывала
наслаждение, когда он мне угрожал; сны, которые мучили меня и рождали
ощущение непоправимой беды и собственной, приводящей в отчаяние странности.
О, я смогла бы рассказать, как возникают зависимость и страх. Только никто
больше не спрашивает меня.
Я хотела быть жрицей. Я хотела пророческого дара во что бы то ни стало.
Чтобы не видеть зловещей действительности за блестящим фасадом, мы
мгновенно изменяли наши ложные заключения. Случай, который возмутил меня,
когда я еще могла возмущаться: ликующие троянцы, подобно мне, приветствовали
отплытие второго корабля, а позднее утверждали, будто именно с этого корабля
пошла порча. Но как смогли они так скоро позабыть впитанное с молоком
матери: что цепь неблагоприятных для нашего города событий теряется в серой
предыстории, разрушение, и восстановление, и снова разрушение под властью
сменяющих друг друга царей, по большей части неудачников. Что заставляло их,
что заставляло нас верить, что именно этот царь, именно мой отец Приам,
разобьет цепь несчастий, что именно он возвратит нам золотой век? Почему
могущественнее всех оказываются в нас именно желания, покоящиеся на
заблуждениях? Ни за что другое не осуждали они меня так, как за то, что я
уклонилась и не разделяла с ними несчастного пристрастия к таким желаниям.
Это мое уклонение, а не греки виной тому, что я потеряла отца, мать,
братьев, сестер, друзей, мой народ. А что я выиграла? Нет, о своих радостях
я запрещаю себе думать до тех пор, пока это не понадобится.
Когда второй корабль наконец вернулся, разумеется - так говорил теперь
каждый - без сестры царя, а также и без Калхаса-прорицателя, когда